Реферат: Эразм Роттердамский и гуманистическое движение в Германии
Больше всего укоров от недругов и даже от друзей, при жизни и, особенно, после смерти доставалось Эразму за непоследовательность. Но «неприятели либо не знали, либо умышленно не принимали в расчет всей совокупности взглядов Эразма, его мироощущения и мировосприятия в целом»[118]. Целостное восприятие бытия (космополитизм) в творчестве Эразма не исключает чувства к родной земле, а наоборот только его усиливает. Для него Германия талантами ничуть не ниже и не беднее самой Италии, родины Возрождения. Эразм никогда не скрывал своей национальной принадлежности, именуя себя то голландцем, то, на латинский лад, батавом, то германцем. « Впрочем, после 1520 г., особенно в конце жизни, все чаще говорил он о себе как о голландце, называя своей родиной то Галлию, то Германию»[119].
Поприще ученого – литератора для Эразма благодатно и радостно.
Хотя труд того, кто возвращает жизни памятники древней, истинной учености, скорее схож с мучительным подвижничеством Геркулеса, чем с беззаботными плясками Муз. А в награду – презрение невежд, смех полуневежд и зависть немногих, кто, действительно, способен оценить всю грандиозность и тяжесть исполненной работы. Но Эразм не задается вопросом: « стоит ли заниматься таким делом, лишая себя всех человеческих удовольствий, забывая о своем доме и хозяйстве, не дорожа ни своей внешностью, ни здоровьем, ни сном?». Для Эразма существует идея « общественной пользы» на основе его
« христианского гуманизма».
Литературное творчество Эразма Роттердамского в разные периоды исторического времени оценивалось по разному. В целом можно выделить следующие «суммарные» составляющие творчества гуманиста:
1.Смелость и изящество.
2.Нетвердость веры. Заря вольнодумства. Эразм –Вольтер.
3.Концепция « естественного человека». Эразм - Руссо.
4.Беспроглядный мрак, пессимизм, отчаяние. Все в мире нелепо, бессмысленно, тщетно, вся жизнь – не более, чем пустой фарс. Великая сила в ее интеллектуальной отваге и дерзкой решимости.
5.Сатира бичующая дурные нравы. Назидание.
6.Изобразительность.
7.Соразмерность в изяществе пропорций. Вся жизнь человеческая, во всех измерениях, сторонах и перспективах, и со всем тем такая стройность, легкость, обозримость.
Собственную оценку значимости своей деятельности Эразм выражал в следующих словах: «Даже тираны терпеливо выслушивают своих дурачков- шутов и считают неучтивым обижаться на колкости дурачка»[120] - и продолжает, - «не думаю, чтобы плоды моих занятий намного пережили меня, а о бессмертии для них и мечтать не смею».[121] Но и сегодня спустя 500 лет многие идеи Эразма Роттердамского также актуальны.
3.2. ОТНОШЕНИЕ ЭРАЗМА РОТТЕРДАМСКОГО
К РЕЛИГИИ И КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ
Все свои богатства, силы, заботы употребить
на пользу возможно большему числу
христиан; подобно тому, как Христос не для
себя родился не для себя жил и не для себя
умер, но целиком отдал себя за нас, так мы
должны служить не собственной пользе, но
пользе братьев.
Эразм Роттердамский
Проблемы религиозно – философского характера, занимают центральное место в творческой деятельности Эразма Роттердамского. Пытливый ум Эразма достаточно скоро уловил противоречивость «теории» и «практики» католической церкви. Поиск этического смысла христианства становится первоначальным в его деятельности.
В центре богословских представлений Эразма стоит Христос. Утверждая полное единство между Христом и богом- творцом, нерасторжимою связь между ними в любое из мгновений жизни Христа, утверждая, что Христос раскрыл человеку бога, Эразм тщательно обходит все догматические вопросы о соотношении между человеческой и божественной природами Христа и между ипостасями троицы. Его внимание сосредоточено на том живом образе и образце для подражания, который поднимается перед глазами верующих в Новом завете.
«Философия Христа», есть гуманистическая основа взглядов Эразма. Важно и характерно для эразмовой христологии то, что образ Христа представляется ему светлым и радостным. «Грубо заблуждаются некоторые, кто болтает, будто Христос от природы сам был печален и мрачен и будто призывал к безрадостной жизни».[122] На смену старому, ветхозаветному закону Христос привел новый. Ветхому закону люди служили и подчинялись из страха перед наказанием, Новый они исполняют добровольно, из любви. Поэтому ветхий закон равнозначен рабству, а новый – свободе. Ветхий закон был законом плоти, новый – закон духа, закон любви. Не во внешних действиях он состоит, а в том, чтобы « Все свои богатства, силы, заботы употребить на пользу возможно большему числу христиан; подобно тому, как Христос не для себя родился, не для себя жил и не для себя умер, но целиком отдал себя за нас, так мы должны служить не собственной пользе, но пользе братьев».[123] Закон духа, таким образом, - не столько правовая норма или жестокое предписание, сколько путь, на который наставляет человека бог, вселяя в него желание исполнить закон и наделяя его потребной для этого силой.
О церкви Эразм судил в согласии с взглядами древних ее деятелей и столпов. Церковь – это мистическое тело, голова которого – Христос, а христиане – члены, это община любви, живущая по «уставу духа». Каждый христианин не может не радоваться радостью ближнего и не страдать его страданием потому, что все они – одно тело.
Противник революционного переворота в церкви он выстраивал свое обоснование «настоящей, истинной церкви» на почве старой церковной традиции при помощи гуманистических идей. Рационалистическая критика, не уничтожительная, а конструктивная лежит в основе всех его мотивов недовольства католической церковью. Анализируя тексты Библии и произведений отцов церкви в Эразм вовсе не покушался оспаривать постановления Церкви. Он только призывал к обсуждению. Ведь в других случаях, и гораздо более важных, Церковь сама отказывается от прежних взглядов и приходила к новым. Полной непогрешимости нет, и не бывает, ни в отдельном человеке, ни в человеческом сообществе. Не свободна от заблуждений и Церковь. Вся она в целом может, например, ошибаться относительно срока пасхи, но это не пошатнет ни благочестия, ни веры. И папская непогрешимость, о которой иногда толкуют, - вещь несуществующая.
Критика Эразма католической церкви затрагивает все ее ступени от высшей к низшей. Сравнивая критику высшего клира, богословов и монахов, нетрудно заметить, что в отношении епископов, кардиналов и пап его тон гораздо более сдержанней. Эразм не понимает, как можно согласовать власть и богатство с философией Христа. Не только не понимает, но и судить об этом не берется.
С резкой критикой он выступает против монахов, в особенности нищенствующих: «Но что растленная знать для государства, то же для церкви нищенствующие монахи, не все, разумеется, но худшие из них, а худших всегда намного больше, чем лучших. Они теперь повсюду, без них и шагу не ступишь. Они и на проповеднической кафедре, и у алтаря, и в школах, они и священников поставляют…Им исповедуется народ, без них не заключаются договоры между государями, без них не совершаются браки, они председательствуют на пирах и игрищах. Даже умереть без них невозможно!… В любых беспорядках и распрях они первые участники. Они отстранили и оттерли и священников, и епископов – и обирают народ; они не пастыри, они разбойники. А народ, обманутый благочестивою внешностью, чтит своих грабителей. От них нет ни защиты, ни убежища, они заполнили весь мир, и уже не государи, ни папа не в состоянии их обуздать».[124] Эразм желал бы вернуть монашество к истокам, к древним образцам.
Являясь «носителем» нового Эразм подвергал критике схоластическую науку и богословов: «Что до богословов, то, быть может, лучше было бы обойтись их здесь молчанием, не трогать этого смрадного болота, не прикасаться к этому ядовитому растению».[125] Лекции и проповеди богословов Эразм называет бреднями и пустословием и не видит никакого смысла в рассуждениях над вопросами типа: «В какой именно миг совершилось божественное рождение? Является ли сыновство Христа однократным или многократным? Возможно ли положить и доказать, будто бог- отец возненавидел сына? Мог ли бог превратиться в женщину, дьявола, осла, тыкву или кремень? Если бы он превратился в тыкву, могла ли бы эта тыква проповедовать, творить чудеса, быть распятой?».[126] Эразм не видит особенного различия в учениях реалистов, номиналистов, фомистов, альбертистов, оккамистов, скотистов. Для него все это представители сект, пвсевдо-учителя. Эразм не видит никакой практической пользы в привольных рассуждениях богословов и говорит: «Как много мы знаем о теле и как мало о душе, а о боге так, пожалуй, и вовсе ничего не знаем »[127].
Представителей Церкви он называет «силенами навыворот», высмеивая внешнюю обрядовую сторону католической церкви: «Здесь все силены, и силены навыворот… Есть люди, перед которыми ты готов благоговеть, глядя на их выбритые макушки; но загляни внутрь силена – и ты увидишь не священника, но вдвойне мирянина. Найдутся, пожалуй, и епископы, которых ты сочтешь небесными существами, если окажешься свидетелем торжественного посвящения в сан, если увидишь убор нового архиерея –митру, сияющую самоцветами и золотом, и посох такой же драгоценный, коротко говоря, весь мистический доспех « от шпор до гребня шлема». Но опрокинь силена: ты убедишься, что пышные знаки отличия – всего лишь комедия, потому что внутри не сыщешь никого, кроме воина, купца или даже тирана. Раскрой силена – и ты обнаружишь пустомель, кутил, шарлатанов, развратников, даже грабителей и тиранов…» впрочем, редко кто раскрывает силена, а потому внешнее для нас дороже внутреннего, духовного»[128].Блестящей и торжествующей Церковь зовут не за торжество благочестия, а за то, что блещут драгоценностями алтари, а служители бога разодеты в пурпур и шелк, как сатрапы. « Мне кажется, в смертном грехе повинны люди, которые тратят без счета и меры на сооружение и украшение монастырей и храмов, меж тем как сколько живых храмов Христовых голодают, коченеют от голода полунагие, мучатся жесточайшею нуждою»[129]. Благочестие не в особом образе жизни, особенном платье или прическе, или в особых познанья, - оно в подражании высшим образцам: Христу и его святым[130]. Эразм наивно мечтал о том, чтобы духовенство добровольно отказалось от этих низменных, языческих благ или хотя бы не дорожило ими так, словно ничего на свете дороже нет.
Рассматривая взаимоотношения церкви с простым народом, он видит в ней его угнетателя. В этом проявлялось осуждения феодальной идеологии. Украсть что бы то ни было из храма – смертный грех, но обманывать, угнетать и грабить бедняков и вдов, живые храмы божии, - проступок, по общему мнению, ничтожный. Куда ж падать ниже, если люди разучились называть вещи своими именами?
Религиозные обряды также подвергаются Эразмом критике. Он ненавидел и не переносил сам посты и вообще считал, что от них пользы никакой, а вред громадный, потому что беднякам и людям слабого здоровья они причиняют ущерб телесный, а богачам служат поводом к расточительству и обжорству. И далекие паломничества – в Иерусалим ли, ко гробу господню, в Рим, к могилам Петра и Павла, или в Сан- Яго, к мощам апостола Иакова – ни к чему, если в сердце у паломника Содом, Гоморра и Вавилон: долгое путешествие лишь ведет его в новые искушения и грехи. Вдобавок, семья паломника и его имущество подвергаются со стороны алчных, коварных соседей и лжепокровителей. И все это суеверие, ветреность, опрометчивость, глупость прикрываются именем благочестия! А обеты? Каких только нелепых или прямо-таки кощунственных обетов не приносят люди в час опасности, чтобы затем, спасшись, не менее кощунственно пренебречь своим обетом, да еще хвастаться: вот, мол, как ловко надул святого. Подобные высказывания можно прочитать в различных «суммах» Эразма. Впрочем, обиды святых Эразма не волнуют: непомерно разросшееся почитание святых представляется ему « новым язычеством», ибо вытесняет из души образ Христа. Даже культ богородицы, по его мнению, умаляет величие ее божественного сына, а потому должен быть умереннее, скромнее. Истинный культ святых – в подражании их подвигам и достоинствам, а не в идольском поклонении реликвиям, большая часть которых, вдобавок, заведомо подложна. Наконец, и церковные службы, и сами молитвы не продолжительности требуют, не изнурительного стояния в храме, но душевной сосредоточенности, без которой молитва немногого стоит Религиозные обряды важны не сами по себе, не как магические знаки и действия, но лишь как побуждение души к добру и усовершенствованию. Без доброй воли и добрых дел обряд бессилен[131], подобно тому как без злого умысла, без злой воли не может быть смертного греха[132]. А слепое, фанатическое усердие в обрядах убивать веру, превращает христианство в некий новый иудаизм [133]. Память о святых священна, но она, как уже сказано выше, - в стремлении им подражать, а не в том, чтобы по разным нуждам молиться разным угодникам, мученикам и исповедникам, забывая о боге, и не в поклонении реликвиям – всем этим щепкам, тряпицам, костям, веригам, старым сапогам, - большая часть которых заведомо подложны; и то и другое – новое язычество, идолопоклонство[134].
Что чрезвычайно тревожит Эразма, так это светская власть в руках у духовных лиц и церковные богатства, иными словами – обмирщение клира. Духовные владыки, одновременно несущие обязанности светских государей, не способны хорошо исполнить ни своего долга перед паствою, ни перед подданными. Для политических взглядов Эразма характерно отрицательное отношение к теократии. Политическая власть, по его мнению, должна находиться в руках светских лиц, а роль духовенства не должна выходить за рамки моральной пропаганды.
О высшем католическом клире, о епископах, кардиналах и самых
«верховных первосвященниках», т.е. папах, в «Похвале Глупости» Эразм говорит, что они стараются превосходить светских вельмож и государей в пышности и беспредельной роскоши, что они думают и заботятся только о собирании денег и совсем не думают о борьбе с пороками, о предотвращении войн, о сопротивлении несправедливым государям. Эразм резко выступает против того, что сам «святейший отец» думает не об интересах христианской жизни, а только «о богатствах, почестях, доходах, победах, должностях, диспенсациях, приношениях, индульгенциях, конях, мулах и наслаждениях»[135].
Особенно ополчается Эразм на пап за то, что они, как и светские государя, ведут войны и проливают кровь ради захватов территорий и корыстных интересов вообще. «Хотя война есть дело до того жестокое, - говорит Эразм устами Глупости, - что подобает скорее хищным зверям, нежели людям…до того зловредное, что разлагает нравы наподобие дурной болезни, до того несправедливое, что лучше всего предоставить ее ведение отъявленным разбойникам…однако папы, забывая обо всем на свете, то и дело начинают войны» и при этом « бывают готовы поставить вверх дном законы, религию, мир и вообще дела человеческие, ежели им представится в том нужда»[136].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
