Реферат: Моцарт

За все неудачи и неприятности в Вене Моцарта воз­наградила Прага. Музыкальная публика в Праге была гораздо развитее венской, обладала более тонким и ху­дожественным вкусом, и Моцарт среди нее нашел себе надлежащую оценку. Немедленно после постановки «Фи­гаро» в Вене антрепренер пражской Оперы Бондини поставил ее у себя; опера привела слушателей и испол­нителей в необычайный восторг: певцы и оркестр по­слали Моцарту приглашение приехать в Прагу и при­ложили к письму сочиненное в честь него стихотворе­ние. Конечно, Моцарт не замедлил воспользоваться приглашением и вместе с женой отправился в Прагу. Их поместил у себя граф Тун и в тот же день устроил в сво­ем доме концерт, после которого Моцарта повезли на бал, где собрался весь цвет пражской молодежи и все тан­цы состояли из мотивов «Фигаро». Вообще, в то время в Праге «говорили только о «Фигаро», слушали только «Фигаро» и вечно все «Фигаро»,— как пишет сам Мо­царт. Нечего и говорить о том, как публика и артисты отнеслись к Моцарту; достаточно сказать, что он послал письменную благодарность дирижеру оркестра, Стробаху — так доволен он был сам исполнением своей оперы. Тут же, среди своих друзей, он сказал, что с удовольстви­ем написал бы оперу для публики, которая так хорошо его понимает, как здесь; Бондини поймал его на слове и заключил с ним контракт, по которому Моцарт обязы­вался представить новую оперу к началу будущего сезо­на, за сто дукатов. Эта опера называлась «Дон Жуан». В Праге Моцарт дал два концерта с громадным успехом и возвратился в Вену, обогащенный тысячей флоринов. Текст к «Дон Жуану» Моцарт поручил тому же да Пон­те, и в сентябре 1787 года снова отправился в Прагу за­канчивать оперу на месте ее первого представления. Им­пресарио приготовил Моцарту помещение в гостинице «Трех львов», но Моцарт проводил большую часть вре­мени в виноградном саду своего друга Дуссека, где и пи­сал за каменным столом среди зелени, окруженный друзьями, с которыми болтал и играл в кегли, что ни­сколько не мешало его творчеству.

Про репетиции «Дон Жуана» рассказывают следую­щие анекдоты: одна певица никак не могла вскрикнуть достаточно естественно и сильно. После многих тщетных повторений Моцарт пошел на сцену, подкрался к ней сзади, неожиданно и довольно грубо схватил ее за руку — она вскрикнула, как нельзя лучше. «Вот так хо­рошо,—засмеялся Моцарт,— вот так и надо кричать». У одного трубача тоже никак не выходило одно трудное место, и Моцарт направился к нему, чтобы объяснить, как этот пассаж должен звучать. Трубач обиделся: «Того, что вы хотите, нельзя сделать, и не вам меня учить иг­рать на трубе». «Боже меня избави от этого,— восклик­нул Моцарт,— дайте мне ноты, я их исправлю». И он из­менил это трудное место. О том, как он написал увертю­ру накануне представления, уже сказано: увертюру исполнили с листа, и «хотя много нот попадало под пю­питры», по выражению самого Моцарта, но вся опера  прошла с блестящим успехом. Надо заметить, что ор­кестр состоял из далеко не первоклассных артистов, но, воодушевленные гениальной музыкой и присутствием автора, они доказали, что при добром желании даже с небольшими силами можно достигнуть многого. Настро­ение и прием публики были самые торжественные; тот­час после представления импресарио послал да Понте восторженное письмо, начинавшееся так: «Да здравствует да Понте! Да здравствует Моцарт! Все импресарио и все исполнители должны вас благословлять!»

В Вене «Дон Жуан» был поставлен в первый раз толь­ко год спустя и не имел никакого успеха. Моцарт на­столько знал вкусы венцев, что и не ожидал никакого успеха. Вскоре после «Дон Жуана», считающегося луч­шей оперой Моцарта, он написал «Cosi fan tutte» по за­казу императора и на слова да Понте. Опера имела успех, но продержалась на сцене очень недолго.

«Волшебная Флейта» обязана своим возникновением следующему случаю: в Вене жил один антрепренер Шиканедер, незаслуженно пользовавшийся дружбою Моцар­та, что, к сожалению, случалось довольно часто. Антре­пренер этот прогорел, и ему приходилось плохо. Он обратился за помощью к Моцарту, прося написать ему оперу с чудесными превращениями, чтобы заинтересо­вать публику и привлечь толпу в театр. Текст составил сам Шиканедер, и Моцарт, увлеченный великодушием, а также фантастическим сюжетом, написал музыку без­возмездно, прося только вернуть ему партитуру, которая могла бы послужить ему источником большого дохода. Шиканедер благодаря «Волшебной Флейте» поправил свои дела и не только ничего не заплатил автору за его труды, но без его ведома перепродал партитуру. «Волшебная Флейта» была дана в первый раз 30 сентября 1791 года. Вопреки ожиданиям успех ее в первом действии был небольшой. Моцарт, бледный и взволнованный, побежал на сцену к Шиканедеру, кото­рый всячески старался его успокоить. С каждым актом успех оперы возрастал, и под конец публика стала уси­ленно вызывать автора. Но Моцарт, оскорбленный хо­лодным приемом вначале, спрятался в самый дальний угол сцены; его с трудом убедили выйти к публике. Некто Шнек, сидевший во время пер­вого представления в оркестре, пришел в такой восторг, что со своего стула дополз до дирижерского места, схва­тил руку Моцарта и поцеловал ее. Моцарт ласково пог­лядел на него и, продолжая дирижировать правой ру­кой, левой погладил его по щеке. Вскоре «Волшебная Флейта» облетела всю Германию и стала одной из лю­бимейших опер. Небывалый успех ее вызвал массу под­ражаний, и повсюду стали давать: «Волшебное кольцо», «Волшебную стрелу», «Волшебное зеркало» и т.д. Все эти оперы, однако, доказали авторам и публике, что одного волшебного названия мало для верного успеха.

ПОСЛЕДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ.  «РЕКВИЕМ» И СМЕРТЬ.

Положение Моцарта в Вене продолжало быть тягост­ным. Венцы не умели достаточно его ценить, не пони­мали его музыки, которая рядом с итальянской казалась им слишком тяжеловесной и поражала их слух непривычными сочетаниями и приемами. При дворе он тоже не нашел должной оценки благодаря проискам Сальери и других музыкантов. Во всех торжественных придвор­ных концертах, в которых участвовали лучшие силы, Моцарт отсутствовал: его намеренно забывали, оставля­ли в стороне. Во время празднеств по случаю бракосоче­тания эрцгерцога Франца с принцессой Елизаветой была поставлена опера Сальери «Аксур», а «Дон Жуан» вслед­ствие этого отложен чуть не на целый год.

Моцарту как придворному композитору только по­ручали писать танцы для придворных балов!

Между тем жена его продолжала часто хворать; ее бо­лезнь требовала тщательного ухода, долгого пребывания на водах; семья увеличивалась, а средства уменьшались, и в будущем не предвиделось никакого улучшения поло­жения. Моцарт падал духом, переставал работать, и в письмах его к друзьям прорываются восклицания: «Ка­кой я несчастный!»

В надежде поправить свои средства он предпринял небольшое артистическое путешествие. В Дрездене он играл при дворе курфюрста и получил сто дукатов; в Лейпциге дал концерт, блестящий по успеху, но скуд­ный по сбору, отчасти благодаря тому, что сам Моцарт направо и налево раздавал даровые билеты. Про этот концерт рассказывают, что на репетиции Моцарт взял слишком скорый темп. Музыканты отстали; он начал снова — еще скорее, и так четыре раза, пока музыканты не рассердились и не заиграли с должным огнем. Затем Моцарт объяснил друзьям, что сделал это нарочно, так как видел, что все эти почтенные музыканты уже в пре­клонных годах, и нужно было их раздосадовать для того, чтобы они сыграли с огнем и блеском.

В Берлин он приехал как раз в день представления своей оперы «Констанция и Бельмонт, или Похищение из Сераля», написанной в то время, когда он был жени­хом. Он пошел в театр и сел возле оркестра. Внимание зрителей невольно было привлечено этим маленьким незнакомцем, все время делавшим довольно громкие за­мечания об исполнении. Когда же вторые скрипки вме­сто d взяли dis, то этот странный человек закричал на весь театр: «Черт возьми! Берите d!» Тогда только его уз­нали. В театре произошел переполох, и примадонна, г-жа Баранус, отказалась петь перед великим маэстро. Он должен был пойти на сцену, успокоить ее и обещать, что сам разучит с нею партию.

Путешествие не увеличило средств Моцарта: то не­многое, что ему удалось получить, он частью оставил в дороге, частью раздал друзьям; поэтому, собираясь в об­ратный путь, он советовал жене радоваться его возвра­щению больше, чем деньгам. Моцарт предпринимал еще путешествие в Мюнхен и Мангейм, но оно, как и пер­вое, не дало ему материальных выгод.

Вскоре после того умер император Иосиф, и ему на­следовал сын его Леопольд II. После смерти Иосифа в составе придворной капеллы произошли некоторые пе­ремены, но они ничем не отразились на печальном по­ложении Моцарта: он по-прежнему оставался в стороне, забытый теми, кто больше всего должен был бы ценить его гений. Только друзья его—пражцы, верные своей симпатии, поручили Моцарту написать оперу в честь коронования Леопольда II королем Богемским. Для тек­ста были взяты слова Метастазио, знаменитого в свое вре­мя либреттиста, и опера называлась «Милосердие Тита». В восемнадцать дней вся опера была не толь­ко окончена, но уже разучена! Однако на этот раз праж­цы, отвлеченные мыслями о празднествах, отнеслись ме­нее тепло к своему любимцу.

Нужда, заботы, неудовлетворенность положением начинали пагубно отражаться на настроении и здоровье Моцарта, и в Прагу он поехал уже полубольной. В теат­ре он чувствовал себя дурно, постоянно принимал лекарство; холодный прием подействовал на него тем бо­лее угнетающе, что именно от Праги он ждал сочувст­вия и поддержки. Прощаясь с друзьями, он не мог удер­жаться от слез, как будто чувствовал, что это прощание— последнее. По возвращении в Вену он снова принялся за «Волшебную Флейту»; часто во время работы ему де­лалось дурно, он лежал в продолжительных обмороках, но, оправившись, принимался за сочинение с удвоенным рвением; и трудно себе представить, сколько мог создать этот больной и расстроенный человек в последний и са­мый тяжелый год своей жизни, как будто спешил дать искусству сразу все то, что могла бы отнять у него преж­девременная смерть.

В то время как Моцарт был всецело погружен в «Вол­шебную Флейту», к нему пришел какой-то странный не­знакомец — высокий, худой, в сером плаще, с серьез­ным лицом, и передал ему анонимное письмо, автор ко­торого в самых лестных выражениях просит его написать «Реквием». Моцарт принял заказ, назначив за него пять­десят дукатов. Незнакомец снова явился, выплатил все деньги сполна вперед, обещав по окончании заказа уве­личить вознаграждение за то, что автор был скромен в своих требованиях; при этом он заявил, чтобы Моцарт никогда не пытался узнать имя заказчика, ибо это ему не удастся. Эта таинственность и странная внешность незнакомца произвели удручающее впечатление на рас­строенное воображение Моцарта. Он принял его за су­щество сверхъестественное, и с тех пор его не покидала мысль о скорой смерти. Моцарт принялся за сочинение «Рек­виема» со всей страстностью измученной души, приго­товляющей себя к смерти, так как был уверен, что пи­шет этот реквием для себя.

Эта таинственная история, так печально подейство­вавшая на Моцарта и долгое время смущавшая всех своей загадочностью, теперь разъясняется совершенно просто. Возле Вены в своем имении жил граф Франц-Вальзек фон Штуппах; он любил музыку, сам играл на виолончели, хотя плохо, и устраивал у себя музыкальные собрания. Граф страстно желал прослыть за композитора, но ро­ковая прихоть судьбы лишила его таланта. Тем не ме­нее, чтобы исполнить заветную свою мечту, он заказы­вал разным композиторам квартеты и другие сочинения и затем, тщательно переписав, выдавал их за свои. В его столе нашли написанную его рукой симфонию, в кото­рой узнали творение Моцарта. У графа умерла жена; он хотел почтить память покойной торжественным реквие­мом, который заказал Моцарту при посредстве своего управляющего Лейтгеба — той самой таинственной лич­ности, что вручила Моцарту письмо. Таинственность за­каза ему была необходима для того, чтобы иметь возмож­ность выдать реквием за свое сочинение, что ему и удалось: сначала в доме его хорошего знакомого, а за­тем во время торжественной службы по покойной в мо­настыре местечка Нейштат. Реквием был исполнен как произведение графа, как ге­ниальная дань его скорби по жене.

Между тем Моцарт под влиянием мысли о роковом для него значении реквиема все слабел и слабел. Недомогание, впервые обнаружившееся в Праге, все усиливалось: весе­лый и беспечный Моцарт стал мрачным, его преследовала мысль, что его отравили, тем не менее он продолжал рабо­тать даже ночью. Жена, с постепенно возрастающим ужа­сом следившая за развитием непонятного ей недуга, всяче­ски старалась развлечь Моцарта, собирала вокруг него дру­зей, возила его за город, надеясь на благотворное влияние природы, и вот однажды, во время прогулки, он решился сообщить ей то, что таким гнетом лежало на его душе.

Со слезами на глазах он ей сказал: «Я знаю, что пишу реквием для себя. Я чувствую себя слишком плохо, и дол­го не протяну. Наверное, мне дали яд — я не могу отде­латься от этой мысли». Испуганная Констанция прибег­ла к энергической мере: она немедленно отняла у него партитуру и тем самым принудила его отдохнуть. Во вре­мя этого насильственного отдыха Моцарт написал кан­тату для масонской ложи, членом которой он состоял. Блестящий успех кантаты, исполненной под личным уп­равлением автора, благотворно отразился на угнетенном состоянии его духа. Он объявил жене, что чувствует себя лучше, что отравление — не более чем плод его расстро­енного воображения, и просил вернуть ему ноты. Успо­коенная жена, поверив его словам, исполнила его жела­ние, но как только он принялся за реквием, то опять впал в уныние, заговорил об отравлении и на­конец слег в постель. Руки и ноги у него распухли и он не мог сделать почти ни одного движения. Две недели пролежал он больной, с необыкновенным терпением и кротостью перенося свои страдания: ни единой жалобы не вырвалось у него, на­против того, он старался быть приветливым, веселым и с неудовольствием позволил перенести в другую комна­ту свою любимую канарейку, пение которой ему меша­ло. Часто вечером он переносился мысленно в театр и, глядя на часы, говорил: «Вот теперь поет царица ночи!» За день до смерти он сказал жене: «А я бы хотел еще раз послушать ее!» И стал напевать чуть слышным голосом арию Папагено.

Реквием продолжал его занимать: накануне смерти он попросил друзей своих спеть с ним реквием и сам пел партию альта, но при первых же нотах заплакал от мыс­ли, что реквием не будет окончен. «Разве я не говорил, что пишу его для себя?» В самый день смерти он подо­звал к себе своего друга и ученика Зюсмейера, долго бесе­довал с ним, объясняя ему свои планы насчет оконча­ния реквиема. На долю этого счастливого ученика вы­пала великая честь докончить бессмертное произведение гениального учителя. Незадолго до смерти Моцарту при­несли заявление о назначении ему тысячи флоринов еже­годно по подписке от венгерского дворянства; другое за­явление из Амстердама о назначении ему еще большей суммы за несколько музыкальных произведений в год. Мало того, ему принесли назначение его капельмейсте­ром в церковь св. Стефана; эта должность давала поми­мо большого содержания и большие доходы.

Теперь, когда было поздно, когда нужда и неудачи завершили свое роковое дело, перед Моцартом откры­валась обеспеченная блестящая будущность, которой он не мог воспользоваться. Он просил передать назначение при церкви св. Стефана Альбрехтебергеру, впоследствии учителю Бетховена, говоря, что «ему перед Богом и людь­ми принадлежит это место!»

Моцарта ежедневно навещала сестра жены, София Гайбль, и когда однажды она вошла к нему, он встретил ее словами: «Слава Богу, что вы пришли; эту ночь оста­нетесь здесь, вы должны видеть, как я умру». Софья Гайбль старалась успокоить и разуверить его, но он от­вечал ей: «Я чувствую запах смерти на языке; и кто же поддержит мою милую Констанцию, если вы уйдете». Вечером послали за врачом, которого после долгих по­исков нашли в театре и уговорили прийти к боль­ному до конца представления. Врач объявил Моцарта безнадежным и велел приложить к его пылающей голо­ве холодный компресс, который так потряс умирающе­го, что он впал в бессознательное состояние и не прихо­дил больше в себя. В бреду он все говорил о реквиеме, надувал губы, воображая, вероятно, что играет на тру­бе. Около полуночи он приподнялся на постели, глаза его открылись, затем он повернулся к стене и как будто задремал.

Он скончался в час ночи 5-го декабря 1791 года. Его тело выставили в рабочем кабинете, и на другой день толпы народа приходили поклониться праху великого музыканта. После смерти его вдова осталась без всяких средств к существованию с двумя малолетними сыновь­ями. В пенсии Констанции отказали, но посоветовали ей устроить концерт, на который император пожертвовал настолько большую сумму, что ее хватило на уплату дол­гов. Печальная весть о кончине Моцарта быстро разнес­лась повсюду. В Праге, в церкви св. Николая, состоялась торжественная служба, на которой присутствовало не­сколько тысяч человек. Всю церковь убрали трауром, посреди нее возвышался катафалк, залитый огнями и окруженный учениками гимназий; более ста двадцати музыкантов исполняли реквием Реслера. Так пражцы почтили память своего любимца. В Вене же происходи­ло совершенно обратное: хлопоты о похоронах взял на себя Друг Моцарта Ван-Свитен, но странно, что ни ему, ни кому из друзей Моцарта не пришла мысль взять на себя расходы по похоронам и обставить их прилично; теперь же, при скудных средствах Констанции, похоро­ны были назначены самые бедные. Отпевание тела Моцарта происхо­дило 6 декабря в три часа дня в часовне при церкви св. Стефана. Убитая горем Констанция чуть не заболела, и ее отправили на некоторое время к знакомым. Никто не проводил праха Моцарта на кладбище и ни­кто не присутствовал при его погребении; мало того, за не­достатком средств не могли купить отдельного места для могилы, и тело Моцарта опущено было в общую яму, куда зарывались 10—15 гробов сразу, и которая возоб­новлялась каждые десять дней. Над ним даже не позабо­тились поставить крест, так как жена его предполагала, что крест будет поставлен от церкви; и когда Констан­ция, оправившись от потрясения, поспешила на клад­бище, то она нашла там нового сторожа, не сумевшего показать ей место, где похоронен ее муж. Хотя впослед­ствии и воздвигли памятник там, где, по догадкам, пред­полагалась могила Моцарта, но до сих пор наверняка неизвестно место его последнего упокоения!

Вся жизнь этого великого музыканта и особенно его смерть дают яркую характеристику отношения людей к своим гениальным современникам. Отказывая им в долж­ной оценке и уважении при жизни, современники сами себе воздвигают вечный памятник бесславия. Гении же, подобные Моцарту, не имеют надобности в том, чтобы люди напоминали о них ничтожными сооружениями из камня и металла. Они сами себе воздвигают нерукотвор­ные вечные памятники.

ИСТОЧНИКИ

1. «Новая биография Моцарта». А. Д. Улыбышева. (Перевод М. Чайковского с примечаниями г.Лароша. Изд. Юргенсона),

2. «Моцарт» Людвига Ноля.

3. «В. А. Моцарт» Отто Яна.

4. «История литературы фортепианной музыки». Курс А. Г. Рубинштейна. 1888—1889. Составитель Ц. Кюи.

5. «История музыки» Саккетти.

А. Каталог произведений Моцарта: «Mozart's Werke». Из­дание Брейткопфа и Гертеля в