Реферат: Влиятельные религии в России

Всякий поступок – это всего лишь часть иллюзорного мира. Единственная «реальная» реальность – это реальность конечная (наивысшая предельная), которая не предполагает различия и, следовательно, выходит за пределы добра и зла. Брахман выше добра и зла.

Подобно правде и лжи, в конечном счете, добро и зло исчезают. Все вокруг – добро, или наоборот, все вокруг – зло.

Мораль не предполагается, эгоизм не рассматривается как нечто аморальное.

7. Смерть – это конец индивидуального личного существования, однако она не вносит никаких существенных изменений в природу индивида.

Смерть человека указывает на то, что индивидуальное воплощение в Атмане прекратило свое существование; кроме того, она указывает, что человек тоже перестал существовать, однако душа, Атман, остается неуничтожимой.

Атман остается и после смерти, но он безличен.

Личность и индивидуальность – лишь иллюзия. Только Атман сохраняет свою значимость, а поэтому смерть незначима. Жизнь в ее индивидуальном воплощении никакой ценности не имеет. Однако, по существу, любое индивидуальное воплощение обладает бесконечной ценностью, поскольку в своей сущности оно бесконечно.

8. Осознавая свое единство с Единым, личность выходит за пределы времени. Время нереально. История циклична.

Времени как реальности нет. Оно циклично. История призрачна, там, где речь идет о реальности, она не имеет никакого смысла. Сами по себе прошедшие события бессмысленны. Нет исторической основы событий. Уникальное не может быть реальным, реально только абсолютное и всеобъемлющее.

Человеческая жизнь и стремление приобщиться к Единому тесно связаны с образами циклической замкнутости, колеса или великой мандалы.

Циклическое движение истории, пересекающиеся дороги, противоречащие друг другу учения, зло, которое становится добром, знание-не­ведение, вечное замкнутое время, истина, оборачивающаяся ложью, и реальность, которая нереальна, – все это движущиеся, парадоксальные и противоречивые маски, скрывающие непостижимое Единое. Миры бесчисленное количество раз возникают и разрушаются, тождественно и нескончаемо повторяясь в гигантских (по земному летоисчислению) циклах, называемых в индуизме манвантарами.

В восточных религиозно-философских взглядах все формы бытия, все желания, подавляет единственная форма бытия, одно желание – чтобы исчезли все иные формы бытия, все иные желания. Таким образом, и в буддизме, и в индуизме невозможно освободиться вообще от всех желаний.

Тантрический буддизм

В последние десятилетия в Россию усилилось проникновение нового для нее вероучения – тантрического буддизма и вытеснение традиционного буддизма. Это новое вероучение содержит в себе деструктивные положения, знание которых важно для правоохранительных органов. Поэтому далее помещено краткое изложение некоторых особенностей тантрического буддизма. Данный раздел подготовлен на основе материалов кандидатской диссертации Игоря Арзуманова о тантрическом буддизме.

Вычленяя тантризм из контекста сотериологической практики буддизма Ваджраяны, необходимо отметить, что тантрический буддизм в нынешнем виде неотделим от индуистской традиции тантры. Если буддийский тантризм воспринимается как эзотерическая традиция, основанная самим Буддой, то индуистская тантра – учение, отправной точкой которого являются Веды. Как отмечает С.В. Пахомов, основные признаки индуистского тантризма состоят в следующем: «Идея биполярности высшего божества; подчеркнутый интерес к онтологии женского начала; освобождение при жизни как высшая религиозная цель; интерес к магико-оккультной сфере и обретению психических сверхспособностей; перевес практической составляющей над теоретической; не отказ от мира, но его духовное преобразование; тесное сращивание с йогой; аналогия микро- и макроуровней бытия как ключ к объяснению различных процессов и феноменов; огромная роль наставника – гуру; существенное значение энергии слова; использование специфических средств достижения духовной цели, проведение эзотерических ритуалов; социальное уравнивание, хотя, как правило, только в ритуале»[1]. Общей основой, характеризующей тибетские буддийские школы, был магико-обрядовый комплекс, инкорпорированный вместе с автохтонными верованиями в процессе проникновения буддизма в центрально-азиатский регион. Поскольку предшественником буддизма в Тибете была местная религия бон (бон по), с ее преимущественно анимистическим культом божеств, духов и сил природы, складывавшаяся модификацию буддизма впитала в себя немало от этого первоисточника. Магической практикой представителей тантрического буддизма в Тибете во многом определялся его миссионерский успех в среде автохтонных верований Центральной Азии. «Если бы я не совершал этих деяний, кому нужно было бы явно почитать учение?» – отмечается в биографии тантриста Вирупы, определяющего свою деятельность как проповедничество[2]. Архитипическое сходство ритуальных практик автохтонной религии Тибета – бон и приемов тантрических адептов, проникших на западную окраину Тибета задолго до формального принятия буддизма тибетцами, немало тому способствовали. Д.И. Бураев приводит мнение Г. Ураи, который, анализируя значение термина «бон», приходит к выводу, что возможным значением его является: «бормотать, декламировать, (молитвы, заклинания), призывать, вызывать (волшебством, заклинанием)»[3].

Поскольку махаянский идеал бодисатвы предполагает активное делание добра и борьбу со злом, – иконографически они изображаются или кроткими, или гневными, многорукими, многолицыми и с грешниками, которых бодисатва попирает ногами. В этой устрашающей форме они называются «Дхармапала». Назначение дхармапал – «хранителей буддийского закона» – борьба со злом. Злом, во-первых, является сама жизнь в ее дуалистичной дихотомии «добра» и «зла», как результат страстей и вытекающих из них искушений, которые, овладевая человеком, удерживают его в круге перерождений. Во-вторых, спасение из круга перерождений, т.е. противодействие силе страсти, осуществляется путем следования буддийскому закону, являющемуся абсолютным «добром» – следовательно, противодействие буддийскому закону – абсолютное зло.

Согласно К.М. Герасимовой, всестороннее развитие культа защитников буддизма является третьей основной особенностью ламаизма.     С учетом того, что божества религиозных автохтонных страт входят в пантеон ламаизма в качестве Дхармапала – охранителей веры, идеологическая направленность их почитания переоценивается, и на первый план выходит идеологема «обеспечения победы, силы, приоритета, престижа буддийской религии и духовенства, сакрализация политической власти» живых богов теократии [4].

Вторым следствием было то, что в условиях обособленности от зарубежных центров ламаизма, продолжал происходить процесс возврата и дальнейшего приспособления к доламаистским обычаям и верованиям[5].       В связи с этим интересно проследить нивелировку обряда Цам, являющегося составной частью культа сахюусан – хранителей веры. Если в начале XVIII в. он еще присутствовал в обрядовой практике, например, калмыцких дацанов, то после введения российской автокефалии для калмыцких ламаистов (согласно «высочайше утвержденному Положению по управлению калмыцким народом» от 1834 г.), уже в конце 70-х гг. XIX в. отмечалось отсутствие этой докшитской мистерии в дацанской обрядности[6]. Необходимо отметить, что в Цаме наиболее ярко проявилась целеполагающая функция культа хранителей буддийского вероучения. А.Н. Кочетов пишет, что этот обряд ставил своей задачей очищение религии от враждебных сил, «который состоял в длившейся несколько часов пляске облаченных в фантастические костюмы и маски лам, изображающих покровителей религии – докшитов, …пляски заканчивались обрядом …, состоявшим в символическом уничтожении врагов веры путем сожжения так называемого сора (курсив мой – И.А.)»[7].

Раскроем данное положение. Согласно теократическим доктринам ламаизма, любой противодействующий торжеству буддийского закона становится, как следствие, врагом ламаистской веры со всем последующим за этим спектром средств борьбы с ним – вплоть до политических. Методы защиты интересов тибетских теократических институтов в России в течение ряда лет отрабатываются общественными организациями под общим названием «Друзья Тибета», костяк которых составляют преимущественно представители творческой интеллигенции.

Рассмотрим некоторые особенности культово-обрядовой практики, стимулирующие отмеченные тенденции. Следует пояснить, что Лхамо (санскр. – Калидэви, Махакали, Дурга) – одна из главных фигур тантристского пантеона, являющаяся личной покровительницей Далай-лам.

Для характеристики индификационного настроя адепта с объектом (в данном случае Балдан Лхамо) приведем ее медитационные и иконографические образы: «она украшена ожерельем из человеческих голов, у нее длинные выступающие зубы. В нижней руке она держит отрубленную человеческую голову, в левой верхней руке она держит меч. На ней пояс из рук мертвых тел: кровь стекает с уголков ее губ. В образе Сиддхакале она пьет кровь из черепа, который держит в левой руке. В воплощении Бхадракали она плачет, говоря: «Я не удовлетворена. Я проглочу весь этот мир залпом, как маленький кусок еды». В своих руках она держит аркан для уловления «врагов религии», чьи черепа украшают Дакине голову, а трупы являются опорой для ног»[8].

В своей обрядности, практикуемой современными тибетскими тантристами в России, культ Балдан Лхамо совпадает с индийским культом богини Шакти («в воплощениях» Кали, Махакали, Лхамо и др.), вошедшим в пантеон «желтой веры» в качестве составной части третьей, высшей тантрийской ступени «просвещения» – ваджраяны, где самое сакральное и кульминационное действие всего обряда мантхуна предваряется каннибалистской оргией с пожиранием мяса и крови врагов религии[9]. Лхамо принадлежит к первой категории срунма – «новых сахюусанов кроме Лхамо Махакала (шестирукий, четырехликий) Чойжал, Жамсаран, Намсарай, Цанба, Цамбала, несущих основную детерминирующую функцию в процессе ассимиляции традиционных верований. Медитационная иконография срунма «задана их основной функцией – уничтожать силой все, что противодействует религии, препятствует посвященному постигать содержание и смысл вероучения»[10]. «Характер жертвоприношений соответствует облику докшитов. В габале (чаше из черепа) … преподносится мясо, кровь, конечности, «цветок органов чувств» – сердце с легкими, печень, глаза, нос, уши, язык; для докшитских служб на полотне изображались жертвы для срунма гирлянды кишок, внутренностей, человеческие кожи с конечностями и скальпом »[11].

Говоря о социо-политических последствиях культовой тантрической практики необходимо заметить, что для простых монголов ойратов зрительные образы «иконографии» дхармапал, в условиях оккупации Монголии Цинским Китаем в XVII – ХХ вв., были прямым руководством к действию. Поскольку ламаистская церковь в Тибете и Монголии в период господства Цинской империи (1644  - 1911 гг.) не могла поддерживать и развивать военные культы монголов и тибетцев, то наметилось обращение как лиц духовных, так и светских, к тантристским культам гневных защитников «желтой веры». Появляется так называемая методика «поздних тантристов», где реальная форма «внешних, внутренних и тайных жертв» заменяется символикой. В символике жертв по методу поздних тантристов все же остаются следы прежних кровавых жертв, в том числе человеческих. Так называемая «красная дурма» – это мясо и кровь жертвенных существ, в том числе врагов религии»[12]. К примеру, рассмотрим иконографические атрибуты «бога войны Жамсарана: он попирает трупы людей и лошадей и держит у рта сердце, выдранное из груди врага вместе с легкими, аортой и дыхательным горлом, т.е. съедает самую душу, сердцевину, основу жизни врага, в ганзай (набор жертв) ламаистским срунма и гневным идамам помимо сердца, легких, аорты и трахеи входят глаза, нос, уши, конечности, а также « все жизненные соки « – мозг, кровь, семя и т.д. Не случайно демониссы изображаются пьющими кровь из магической чаши – черепа. Кровь продуцирует жизнь, поэтому корень жизни врагов, их душа, как животворная, одухотворяющая сила, не уничтожены, пока не выпита вся кровь»[13].

В момент острейших социальных напряжений в Центральной Азии уже в новейшее время имели место случаи ритуальных человеческих жертвоприношений. В 1912 - 1913 гг., во время монголо-китай­ской войны в Западной Монголии, были зафиксированы случаи принесения в жертву китайца и казаха мусульманина[14]. В годы гражданской войны в России и во времена Унгеровщины в Монголии (1918 - 1921 гг.) также имелись случаи принесения монголами-тантристами человеческих жертв из числа пленных русских, казаков-бурят и китайцев[15].

Первоначально, как отмечает К.М. Герасимова, до ассимиляции буддизмом, в функцию гневных защитников не входила защита религии; «верующие обращались к ним в поисках защиты от нечистой силы, поскольку ее вмешательством объяснялись всевозможные бедствия в природе и жизни людей. В буддийском и особенно в ламаистском культе к древней функции подавления нечистой силы добавилась задача защиты религии от инаковерующих и неверующих, поэтому к древним представлениям о причинах и носителях зла, мешающих обыденному житейскому благополучию, добавилось представление о «врагах религии» В их число входят те, «… кто критикует учение ваджраяны, вызывает беспорядки и притесняет духовенство, … в ламаистских письменных обрядниках мотив обеспечения счастья людей ставится в зависимость … и от степени процветания буддийской религии и духовенства»[16]. (Данным посылом отчасти объясняется характер выступлений сторонников Далай-ламы XIV в связи с отказом МИДа во въездной визе в Россию. Далай-лама является одним из носителей живой тантрической традиции, посвящение в которую невозможно без непосредственного визуально-вербального контакта с учителем).

В системе тибетского буддизма дается обоснование допустимости смешения этико-философского учения «чистого» буддизма с «варварской» обрядностью небуддийских культов. Этой задаче, по мнению К.М. Герасимовой, служила догма о трех формах бытия Будды или его трех телах. Во-первых, дхармакая – безличный абсолют, неявленная в материальных формах трансцендентальная духовная сущность всего сущего в мире. Далее самбхогакая явление божества в телесной форме, наделенной всеми внешними признаками красоты в небесной области Аканишта. И третье – нирманакая, явление божества в материальных формах земного мира.

Эта догма о различных формах проявления трансцендентальной природы будд и бодисатв дает возможность объявить любой культ, любое небуддийское божество воплощением дхармакаи. Нечто подобное по отношению к христианству пытается предпринять Далай-лама XIV в своей книге «The Good Heart: A Buddhist Perspective on Teachings of Jessus»[17]. В качестве бодхисатв – «борцов» за «желтую веру» – уже введены наиболее чтимые в православии образы святых. В Бурятии реализуется установка на воспитание лам из числа прибалтийских и русских юношей при Иволгинском и Верхне-Березовском дацанах, где хувараки (учащиеся) вычитывают по сто тысяч «сокровенных мантр» Сергию Радонежскому, Серафиму Саровскому, Архангелу Михаилу, Пресвятой Богородице (вошедшей в пантеон в качестве «зеленой тары» – защитницы веры…)[18]. Таким образом, этносоциальная сфера приложения активизирующейся миссионерской деятельности ламаизма расширяется, дабы «привести на путь спасения христианских варваров, еще погруженных в глубину пропасти религиозного невежества»[19]. При этом необходимо учитывать, что культ «больших» срунма стандартизирован.

Эта универсальная культовая концепция ламаизма может «работать» в любой социо-культурной среде. Его основная идея – «установка сознания на извечную истинность такого социального строя, при котором верховная власть принадлежит церковному …нойонству, а благополучие народа зависит от процветания религии, от ревностной веры и материальной поддержки храмов и духовенства»[20]. Поскольку обрядность ламаизма, в подавляющем большинстве, тантристская, а основным арсеналом является магия, то «толкование сущности и форм материальных и духовных явлений мира потеряло свой философский смысл, …. их неоспоримость становится сверхъестественной силой, самым действенным средством магии»[21].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15