Дипломная работа: Идейно-художественное своеобразие деревенской трилогии А.П. Чехова "Мужики", "В овраге", "Новая дача"
Жизнь Чикильдеевых не является исключением. Не лучше живут и другие мужики. Нужда, крайняя, безысходная нужда — вот что прежде всего характеризует чеховскую деревню. При этом безысходность, утрата каких бы то ни было надежд и иллюзий и есть, по Чехову, характерная особенность жизни современной деревни. "Прежде,— пишет Чехов,— лет 15—20 назад и ранее, разговоры в Жукове были гораздо интереснее. Тогда у каждого старика был такой вид, как будто он хранил какую-то тайну, что-то знал и чего-то ждал; говорили о грамоте с золотой печатью, о разделах, о новых землях, о кладах, намекали на что-то; теперь же у жуковцев не было никаких тайн, вся их жизнь была как на ладони, у всех на виду, и могли они говорить только о нужде и кормах, о том, что нет снега..." (IX, 215).
Говоря, что новые времена лишили мужика всяких иллюзий и надежд, Чехов подчеркивал жестокую правду жизни русской деревни, втянутой в общий процесс капиталистического развития России.
Разбирая повесть "Мужики", Михайловский тонко уловил важную особенность произведения: эта повесть не исчерпывалась "мужицкой" проблематикой. [27., С. 202]. В нем имеют место разные проблемы, которые будут раскрываться при дальнейшем анализе произведения.
Тема футляра сквозная, определяющая все его творчество, особенно 90-х – 900-х годов, - касается не только жизни героя интеллигентного сословия, но и людей из народа.
Тема равнодушия развивается у Чехова по двум руслам: перед нами либо образованный человек душевно успокоившийся, либо человек из народа, забитый, замученный жизнью, доведенный до тупости и безразличия" (чехов и романтизм).
В самом деле рассказ учителя Буркина о человеке в футляре начинается с разговора о жене старосты Мавре: "Женщина здоровая и не глупая, во всю свою жизнь нигде не была дальше своего родного села..." (IX, 253). Именно в связи с этим Буркин говорит о людях, которые, "как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу", и вспоминает о Беликове: "Да вот, недалеко искать, месяца два назад умер у нас в городе некий Беликов, учитель греческого языка, мой товарищ" (IX, 254).
Проблематика повести "Мужики" и ее продолжения связана с образом этой Мавры, этих людей, уходящих в свою скорлупу. Вот запись к повести (на отдельном листе):
"В городе ни разу не были ни бабы, ни бабка" (XII, 313, л. 19, № 2). Дальше еще придется говорить о героине повести Марье, жене Кирьяка, брата Николая. Эта запись ведет к ней. В повести в ответ на слова Ольги о Москве, о больших каменных домах и красивых приличных господах "Марья сказала, что она никогда не бывала не только в Москве, но даже в своем уездном городе; она была неграмотна, не знала никаких молитв, не знала даже "Отче наш" (IX, 196).
Так же как и понятие "человек в футляре", у Чехова получает широкий, многоохватный смысл представление о "крепостном" человеке; его художественное внимание устремлено к разным формам закрепощенности человека после отмены крепостного права.
Таким образом, повесть "Мужики", посвященная конкретной теме, связана также с большой сферой размышлений писателя — о футлярности, о закрепощенности человека.
Тема духовной и душевной "притерпелости", подчинения жизненным обстоятельствам решается у Чехова не только в нравственно-психологическом плане, она получает различные социальные аспекты. Художник как будто последовательно перебирает людей разных социальных, сословных пластов, непрерывно испытывает своего героя, его способность к противостоянию среде, к пробуждению.
Вот почему мало сказать, что герои "Мужиков" — несхожие индивидуальности. Характер героя повести определяется не просто общим укладом и его, героя, отношением к этому укладу. Он одновременно и живое лицо, и образ, испытуемый автором, который решает проблему человека и футляра.
В судьбе Николая Чикильдеева, приехавшего лечиться, а на деле — умирать в родную деревню, есть свой скрытый сюжет. Николай — не просто лакей. Он, если так можно сказать, предельно залакеен; к нему можно отнести слова учителя Буркина о людях в скорлупе. В сущности, его лакейская профессия исчерпывает всю его натуру. В самом деле, в повести он произносит лишь несколько фраз, и все они — только о "Славянском базаре", о ресторанных делах. Когда они приезжают в деревню, Ольга, крестясь на церковь, восклицает: "Хорошо у вас здесь!.. Раздолье, господи!" Церковный колокол бьет ко всенощной, и Николай мечтательно произносит: "Об эту пору в "Славянском базаре" обеды" (IX, 193). С этой фразой он появляется. А вот его последняя бессловесная "реплика":
"Николай, который не спал всю ночь, слез с печи. Он достал из зеленого сундучка свой фрак, надел его и, подойдя к окну, погладил рукава, подержался за фалдочки — и улыбнулся. Потом осторожно снял фрак, спрятал в сундук и опять лег" (IX, 212).
В этом фраке для него — вся жизнь, самое дорогое, светлое, чуть ли не святое. Николай Чикильдеев не человек в футляре, а человек во фраке. И в этом важнейшая особенность его характера. Весь его оставшийся путь — от фрака, который он достает из "зеленого сундучка", до "зеленой могилы", о которой будет вспоминать и плакать в городе Ольга.
В повести есть сцена встречи крестьянами "чудотворной" иконы, когда жуковцы, среди них и бабка, предстают перед нами воочию такими, какие они есть на самом деле, обездоленными, оскорбленными, глубоко несчастными. [26., С. 45].
У Чикильдеевых никто по-настоящему не верил в бога, религиозности не было, ее заменяла привычка к традиционным обрядам. Встреча "чудотворной" поэтому всколыхнула в них не религиозные, а самые простые человеческие чувства — мысли об их бедах и несчастьях. "Девушки еще с утра отправились навстречу иконе в своих ярких нарядных платьях и принесли ее под вечер, с крестным ходом, с пением, и в это время за рекой трезвонили. Громадная толпа своих и чужих запрудила улицу; шум, пыль, давка... И старик, и бабка, и Кирьяк — все протягивали руки к иконе, жадно глядели на нее и говорили, плача:
— Заступница, матушка! Заступница!
Все как будто вдруг поняли, что между землею и небом не пусто, что не все еще захватили богатые и сильные, что есть еще защита от обид, от рабской неволи, от тяжкой, невыносимой нужды, от страшной водки.
— Заступница, матушка! рыдала Марья.— Матушка!" (IX, 217).
Но отслужили молебен, унесли икону, и все пошло по-старому, и опять послышались из трактира грубые, пьяные голоса" [34., С. 307].
Итак, по мере развития повествования определяется и характер главного конфликта произведения в целом. Он заключается в столкновении двух начал в духовной жизни русского крестьянства рубежа веков: православного христианского чувства правды, красоты, добра и приземленных, суетных соблазнов мира дольнего. Исход этого конфликта не предрешен, финал повести выводит лучших, духовно не омертвевших героинь — Ольгу и Сашу — в большой мир, на просторы проселочных и столбовых дорог России, где есть место не только дурному, но и хорошему, где еще не истощилась христианская совестливость в крестьянине. Не случайно Ольга и Саша останавливаются под окном и своей смиренной песней напоминают "православным христианам", если те населяют этот дом, о Христе, о милостыне неимущим хлеба. Просят о помощи вдовица и сиротка, и в этом случае важна для постижения идейного замысла Чехова не только их судьба, но и нравственное, духовное состояние хозяев дома, за которым ощущается вся необъяснимая мужицкая Русь. Читателям вместе с Ольгой и Сашей остается не без внутреннего напряжения ждать ответной реакции владельцев благополучного крестьянского дома: сотворение милостыни будет свидетельством спасенного в сердце народном христианского чувства любви, милосердия, добра. Финал повести "Мужики" остается открытым для любого варианта крестьянского волеизъявления. Учитывая многозначность нравственно-религиозного контекста всего произведения, выскажем предположение о том, что состояние напряженного ожидания ответа на молитвенную просьбу о подаянии испытывает и сам автор: ведь речь-то идет о духовном здоровье и благополучии уже не отдельной деревни, села, но и всей крестьянской России, о ее грядущей судьбе.
В реализме 40-х годов XIX века среда рассматривалась как фактор, обусловливающий человеческий характер. В русской литературе XIX века этот принцип сохранялся вплоть до появления повестей Чехова из крестьянской жизни. У Чехова в повести "Мужики" болезненное состояние духовного самосознания крестьянства выражено через быт. Все, что в старом реализме понималось как среда, у Чехова является эманацией духовного состояния народной жизни.
"В овраге". В письме к Г. И. Россолимо (21 января 1900 г.) Чехов писал, что его повесть "В овраге" — "последняя из народной жизни". [40., С. 196]. Повесть действительно подытожила все изображение крестьянства в творчестве Чехова. Мы ясно видим в ней, как чутко отражал реалии Чехова новые события и веяния в русской деревне, с которыми она вступала в XX век, все более бурля и протестуя. Показывая развитие капитализма в деревне, писатель стремился глубоко понять вызванные им новые явления в жизни деревни.
В этой повести есть нечто существенно новое: в основе изображенной в ней драматической коллизии лежат социальные противоречия в среде крестьянства. Расслоение деревни, дикая разнузданность, произвол, безнаказанность кулаков и безнадежное положение бедноты – вот что показывает Чехов. Пусть Чехов нигде не заявил этого прямо, но вся логика его произведения подводит к выводу о том, что положение в деревне неразрывно связано с проблемой политического и социального устройства в целом.
В изображении деревенских хищников (Цыбукины) повесть Чехова служила как бы связующим звеном между творчеством старых писателей-демократов (развивая далее щедринские типы Колупаевых и Деруновых) и молодым Горьким (предшествуя ему в изображении "свинцовых мерзостей" жизни жадных собственников-мещан).
Обличая хищничество, Чехов в то же время говорил о том, что сам капитализм обостряет протест крестьянской массы, воспитывает силу народного гнева.
С первых страниц повести мы попадаем в темный, недобрый мир, в царство неправды. Григорий Цыбукин держит бакалейную лавочку, но это для вида — он тайно торгует и водкой, и скотом, и хлебом, чем придется. Старик любит порядок, степенность, а еще больше любит похвастать своим богатством — ведь именно оно отличает его от простых людей, мужиков, которых он презирает. Купил себе Цыбукин вороного жеребца за триста рублей и катается с женой Варварой — не для того чтобы просто кататься, а чтобы видели люди, какая у него лошадь. И сын Григория Анисим тоже умеет показать себя. Его письма, писанные чужим, красивым почерком, полны выражений, которых он никогда не употреблял в разговоре: "Любезные папаша и мамаша, посылаю вам фунт цветочного чаю для удовлетворения вашей физической потребности". Нацарапанная уже его собственной рукой, точно испорченным пером, подпись выразительно контрастирует с этими заемно-красивыми, чужими словесными завитушками. Сам он, Анисим, некрасив, приземист, лицо одутловатое и бороденка рыжая, жидкая, но когда ему сообщили, что для него подобрана красивая невеста, он горделиво изрекает: "Ну, да ведь и я тоже не кривой. Наше семейство Цыбукины, надо сказать, все красивые". В невесты ему выбрали простую поденщицу Липу — из-за ее красоты. Цыбукиным нужна работница в доме и нужно еще, чтоб жена Анисима была красивая – это так же необходимо, как красивый почерк писем Анисима, как вороной жеребец в триста рублей.
Алексей Лаптев, нетипический купец, мучился из-за того, что ему, при всем его богатстве, недоступны красота, поэзия, любовь. Цыбукины, "типические купцы", не сомневаются, что деньги – это сила и за свои деньги они достанут все, что нужно. Грустной лаптевской мысли о том, что счастье, очевидно, не в деньгах, противостоит самодовольно-торжествующее цыбукинское: были бы деньги!
Григорий Цыбукин ничем не гнушается – деньги не пахнут. Цыбукин еще не в полном смысле слова капиталист, но и не мещанин.
Обман – главная черта существования Цыбукиных, старика Григория, его сына Анисима, как оказывается дальше – фальшивомонетчика. Разоблачая подлые дела всего семейства, Чехов – и в этом сила повести – все время наводит на мысль о социальной подлости, о бесчеловечности общественного порядка, при котором обман, жульничество, надругательство над личностью остаются безнаказанными, выступают как черты повседневного быта.
Старик Цыбукин, сын Анисим обманывают людей не просто потому, что они "плохие", но прежде всего потому, что весь современный им жизненный порядок построен на обмане народа.
Однако Чехов, правдиво изображая силу темного царства неправды, с замечательным мастерством оттеняет его показную обманчивую нарядность, его внутреннюю непрочность.
Поистине символом этого поддельного, ненастоящего мира кажутся новенькие, как на подбор, сверкающие на солнце фальшивые монеты, привезенные Анисимом. Старик Цыбукин, узнав, что деньги фальшивые, пугается, велит Аксинье бросить их в колодец, но той жалко выбрасывать – хоть и фальшивые, а все же деньги! И она отдает их косарям за работу.
Главный итог повести - кто трудится, тот и старше, тот и главный. Миру неравенства, построенному не на действительных заслугах людей, а на их богатстве, чине, положении, всей этой иерархии Чехов противопоставляет свою демократическую оценку человека – не по деньгам, не по знатности, а по труду.
Обличая хищничество, Чехов в то же время говорил о том, что сам капитализм обостряет протест крестьянской массы, воспитывает силу народного гнева. Хотя в повести сама крестьянская масса не выдвинута на первый план, как в предыдущих произведениях о деревне, но во всем показе жизни Цыбукиных ясно чувствуется и нарастающая враждебность к ним народа. Она резко прорывается в момент семейного празднества, свадьбы у Цыбукиных. Чехов сознательно берет этот момент семейного торжества, который обычно использовался "хозяевами" для демонстрации патриархальной близости к народу, "единения" с ним. Включенные в эту картину гневные слова об "иродах", сосущих кровь народа, взрывают патриархальную "идиллию" и раскрывают истинные отношения "хозяев" и тружеников.
Повесть "В овраге" начинается с описания жизни и быта в селе Уклеевке, в семье Цыбукиных – жизни, освященной законом, укладом, традицией. И рассказывается обо всем внешне, как будто с "цыбукинской" точки зрения. Но затем она все больше оттесняется другими "точками зрения" - тем, как воспринимает мир Липа, Костыль, старик Вавила. И в конце произведения уже не та же самая традиционная жизнь, а иная.
1.2 Система персонажей трилогии
Герои "Мужиков" несхожие индивидуальности. Характер героя повести определяется не просто общим укладом и его, героя, отношением к этому укладу. Он одновременно и живое лицо, и образ, испытуемый автором, который решает проблему человека и футляра. [44., С. 17].
Чехов обращается к раскрытию социальной психологии обездоленных людей. И как только писатель начинает рассматривать поведение и поступки мужика с учетом его истинного социального положения, они перестают казаться странными и непонятными, получают не только свое объяснение, но и оправдание. За корой внешней дикости, в которой помещики как либерального, так и крепостнического толка видели верные признаки озверения и вырождения, раскрывалась сложная, противоречивая психология человека, являющегося живым воплощением трагедии народной жизни.
Ничуть не смягчая красок, Чехов сумел показывает в "звере" человека. "В течение лета и зимы,— подводит Чехов итоги впечатлению от деревенской жизни,— бывали такие часы и дни, когда казалось, что эти люди живут хуже скотов, жить с нами было страшно; они грубы, не честны, грязны, не трезвы, живут не согласно, постоянно ссорятся, потому что не уважают, боятся и подозревают друг друга. Кто держит кабак и спаивает народ? Мужик. Кто растрачивает и пропивает мирские, школьные, церковные деньги? Мужик. Кто украл у соседа, поджег, ложно показал на суде за бутылку водки? Кто в земских и других собраниях первый ратует против мужиков? Мужик. Да, жить с ними было страшно, но все же они люди, они страдают и плачут, как люди, и в жизни их нет ничего такого, чему нельзя было бы найти оправдания. Тяжкий труд, от которого по ночам болит все тело, жестокие зимы, скудные урожаи, теснота, а помощи нет и неоткуда ждать ее. Те, которые богаче и сильнее их, помочь не могут, так как сами грубы, не честны, не трезвы и сами бранятся так же отвратительно; самый мелкий чиновник или приказчик обходится с мужиками, как с бродягами, и даже старшинам и церковным старостам говорит "ты", и думает, что имеет на это право. Да и может ли быть какая-нибудь помощь или добрый пример от людей корыстолюбивых, жадных, развратных, ленивых, которые наезжают в деревню только затем, чтобы оскорбить, обобрать, напугать?" (IX, 220—221).
