Доклад: Лев Николаевич Толстой
Тургенев, упрекавший Толстого в чрезмерной "мелочности" и дотошности психологического анализа, в одном из своих писем сказал, что художник должен быть психологом, но тайным, а не явным: он должен показывать лишь итоги, лишь результаты психического процесса. Толстой же именно процессу уделяет основное внимание, но не ради него самого. "Диалектика души" играет в его творчестве большую содержательную роль. Последуй Толстой совету Тургенева, ничего нового в аристократе Калугине он бы не обнаружил. Ведь естественное чувство страха смерти в Калугине не вошло в его характер, в психологический "результат": "Вдруг чьи-то шаги послышались впереди его. Он быстро разогнулся, поднял голову и, бодро побрякивая саблей, пошел уже не такими скорыми шагами, как прежде". Однако "диалектика души" открыла Калугину перспективы перемен, перспективы нравственного роста.
Психологический анализ Толстого вскрывает в человеке бесконечно богатые возможности обновления. Социальные обстоятельства очень часто эти возможности ограничивают и подавляют, но уничтожить их вообще они не в состоянии. Человек более сложное существо, чем те формы, в которые подчас загоняет его жизнь. В человеке всегда есть резерв, есть душевный ресурс обновления и освобождения. Чувства, только что пережитые Калугиным, пока еще не вошли в результат его психического процесса, остались в нем недовоплощенными, недоразвившимися. Но сам факт их проявления говорит о возможности человека изменить свой характер, если отдаться им до конца. Таким образом, "диалектика души" у Толстого устремлена к перерастанию в "диалектику характера". "Одно из самых обычных и распространенных суеверий то, что каждый человек имеет одни свои определенные свойства, что бывает человек добрый, злой, умный, глупый, энергичный, апатичный и т. д.,- пишет Толстой в романе "Воскресение".- Люди не бывают такими. Мы можем сказать про человека, что он чаще бывает добр, чем зол, чаще умен, чем глуп, чаще энергичен, чем апатичен, и наоборот; но будет неправда, если мы скажем про одного человека, что он добрый или умный, а про другого, что он злой или глупый. А мы всегда так делим людей. И это неверно. Люди как реки: вода во всех одинокая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая, то чистая, то холодная, то мутная, (*99) то теплая. Так и люди. Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских и иногда проявляет одни, иногда другие и бывает часто совсем непохож на себя, оставаясь все между тем одним и самим собою".
"Текучесть человека", способность его к крутым и решительным переменам находится постоянно в центре внимания Толстого. Ведь важнейший мотив биографии и творчества писателя - движение к нравственной высоте, самоусовершенствование. Толстой видел в этом основной путь преобразования мира. Он скептически относился к революционерам и материалистам, а потому вскоре ушел из редакции "Современника". Ему казалось, что революционная перестройка внешних, социальных условий человеческого существования - дело трудное и вряд ли перспективное. Нравственное же самоусовершенствование - дело ясное и простое, дело свободного выбора каждого человека. Прежде чем сеять добро вокруг, надо самому стать добрым: с нравственного самоусовершенствования и нужно начинать преобразование жизни.
Отсюда понятен пристальный интерес Толстого к "диалектике души" и "диалектике характера" человека. Ведущим мотивом его творчества станет испытание героя на изменчивость. Способность человека обновляться, подвижность и гибкость его духовного мира, его психики являются для Толстого показателем нравственной чуткости, одаренности и жизнеспособности. Окажись невозможными в человеке эти перемены - рухнул бы взгляд Толстого на мир, уничтожились бы его надежды.
Толстой верит в созидательную, преобразующую мир силу художественного слова. Он пишет с убеждением, что его искусство просветляет человеческие души, учит "полюблять жизнь". Подобно Чернышевскому, он считает литературу "учебником жизни". Он приравнивает писание романов к конкретному практическому делу, которому часто отдает предпочтение в сравнении с литературным трудом.
Общественная и политическая деятельность Толстого
В начале 60-х годов Толстой с головой ушел в общественную работу. Приветствуя реформу 1861 года, он становится "мировым посредником" и отстаивает интересы крестьян в ходе составления "уставных грамот" - "полюбовных" соглашений между крестьянами и помещиками о размежевании их земель. Толстой увлекается педагогической деятельностью, дважды ездит за границу изучать постановку народного образования в Западной Европе. Он заводит народные школы в Ясной Поляне и ее окрестностях, издает спе-циальный педагогический журнал. "Я чувствую себя довольным и счастливым, как никогда,- пишет Толстой,- и только оттого, что работаю с утра до вечера, и работа та самая, которую я люблю".
Однако последовательная защита крестьянских интересов вызывает крайнее неудовольствие тульского дворянства. Толстому грозят расправой, жалуются на него властям, требуют устранения от посреднических дел. Толстой упорствует, горячо и умело отстаивает правду, не жалея сил и не щадя самолюбия своих противников. Тогда его недруги строчат тайный донос на яснополянских студентов-учителей, привлеченных писателем к работе в школе. В доносе говорится о революционных настроениях молодых людей и даже высказывается мысль о существовании в Ясной Поляне подпольной типографии. Воспользовавшись временным отсутствием Толстого, полиция совершает "набег" на его семейное гнездо. В поисках типографского станка и шрифта она переворачивает вверх дном весь яснополянский дом и его окрестности. Возмущенный Толстой обращается с письмом к Александру II. Обыск нанес глубокое оскорбление его личной чести и разом перечеркнул многолетние труды по организации народных школ. "Школы не будет, народ посмеивается, дворяне торжествуют, а мы волей-неволей, при каждом колокольчике, думаем, что едут вести куда-нибудь. У меня в комнате заряжены пистолеты, и я жду минуты, когда все это разрешится чем-нибудь",- сообщает Толстой своей родственнице в Петербург.
Александр II не удостоил графа личным ответом, но через тульского губернатора просил передать ему, что "Его Величеству благоугодно, чтобы помянутая мера несмела собственно для графа Толстого никаких последствий". Однако "помянутая мера" поставила под сомнение дорогие для Толстого убеждения о единении дворянства с народом в ходе практического осуществления реформ 1861 года. Он мечтал о национальном мире, о гармонии народных интересов с интересами господ. Казалось, идеал этот так близок, так понятен, а пути его достижения так очевидны и просты для исполнения... И вдруг вместо ожидаемого мира и согласия в жизнь Толстого вторгается грубый и жестокий разлад.
Возможно ли вообще такое примирение, не утопичны ли его надежды? Толстой вспоминал осажденный Севастополь в декабре 1854 г. и убеждал себя еще раз, что возможно: ведь тогда севастопольский гарнизон действительно представлял сплоченный в одно целое мир офицеров, матросов и солдат. А декабристы, отдавшие жизни свои за народные интересы, а Отечественная война 1812 года...
Творческая история "Войны и мира"
Так возникал замысел большого романа о декабристе, возвращающемся из ссылки в 1856 году белым как лунь стариком и "примеряющим свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России". Толстой садится за письменный стол и начинает писательскую работу. Ее успеху благоприятствуют счастливые семейные обстоятельства. После только что пережитого потрясения судьба посылает Толстому глубокую и сильную любовь. В 1862 году он женится на дочери известного московского врача Софье Андреевне Берс.
"Я теперь писатель всеми силами своей души, и пишу и обдумываю, как я еще никогда не писал и не обдумывал". Замысел романа о декабристе растет, движется и видоизменяется: "Невольно от настоящего я перешел к 1825 году, эпохе заблуждений и несчастий моего героя, и оставил начатое. Но и в 1825 году герой мой был уже возмужалым, семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпадала с славной для России эпохой 1812 года. Я другой раз бросил начатое и стал писать со времени 1812 года, которого еще запах и звук слышны и милы нам... Между теми полуисторическими, полуобщественными, полувымышленными великими характерными лицами великой эпохи личность моего героя отступила на задний план, а на первый план стали, с равным интересом для меня, и молодые, и старые люди, и мужчины и женщины того времени. В третий раз я вернулся назад по чувству, которое, может быть, покажется странным... Мне совестно было писать о нашем торжестве в борьбе с бонапартовской Францией, не описав наших неудач и нашего срама... Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений.
Итак, от 1856 года возвратившись к 1805 году, я с этого времени намерен провести уже не одного, а многих моих героинь и героев через исторические события 1805, 1807, 1825 и 1856 годов". Почему, углубляясь все более и более в толщу времен, Толстой остановился, наконец, на 1805 годе? Год русских неудач, год поражения наших войск в борьбе с наполеоновской Францией под Аустерлицем перекликался в сознании Толстого с "нашим срамом" и поражением в Крымской войне, со сдачей Севастополя в августе 1855 года. Погружаясь в прошлое, замысел "Войны и мира" прибли-жался к современности. Обдумывая причины неудач крестьянской реформы, Толстой искал более верные дороги, ведущие к единству дворян с народом. Писателя интересовал не только результат общенационального "мира" в Отечественной войне, но и сложный, драматический путь к нему от неудач 1805-го к торжеству и русской славе 1812 года. Историей Толстой высвечивал современность; обращаясь к прошлому, его художественная мысль прогнозировала будущее; в истории открывались ценности общенациональные и общечеловеческие, значение которых современно во все эпохи и все времена. По мере работы над "Войной и миром" временные рамки произведения несколько сжались. Действие остановилось на 1824 годе, на первых тайных обществах декабристов.
Работа над "Войной и миром" продолжалась шесть лет (1863-1869). Толстой не преувеличивал, когда писал: "Везде, где в моем романе говорят и действуют исторические лица, я не выдумывал, а пользовался материалами, из которых у меня во время моей работы образовалась целая библиотека книг, заглавия которых я не нахожу надобности выписывать здесь, но на которые всегда могу сослаться". Это были исторические труды русских и французских ученых, воспоминания современников, участников Отечественной войны, биографии исторических лиц, документы той эпохи, исторические романы предшественников. Много помогли Толстому семейные воспоминания и легенды об участии в войне 1812 года графов Толстых, князей Волконских и Горчаковых. Писатель беседовал с ветеранами, встречался с вернувшимися в 1856 году из Сибири декабристами, ездил на Бородинское поле.
"Война и мир" как роман-эпопея
Произведение, явившееся, по словам самого Толстого, результатом "безумного авторского усилия", увидело свет на страницах журнала "Русский вестник" в 1868-1869 годах. Успех "Войны и мира", по воспоминаниям современников, был необыкновенный. Русский критик Н. Н. Страхов писал: "В таких великих произведениях, как "Война и мир", всего яснее открывается истинная сущность и важность искусства. Поэтому "Война и мир" есть также превосходный пробный камень всякого критического и эстетического понимания, а вместе, и жестокий камень преткновения для всякой глупости и всякого нахальства. Кажется, легко понять, что не "Войну и мир" будут ценить по вашим словам и мнениям, а вас будут судить по тому, что вы скажете о "Войне и мире". Вскоре книгу Толстого перевели на европейские языки.
Классик французской литературы Г. Флобер, познакомившись с нею, писал Тургеневу: "Спасибо, что заставили меня прочитать роман Толстого. Это первоклассно. Какой живописец и какой психолог!.. Мне кажется, порой в нем есть нечто шекспировское". Позднее французский писатель Ромен Роллан в книге "Жизнь Толстого" увидел в "Войне и мире" "обширнейшую эпопею нашего времени, современную "Илиаду". "Это действительно неслыханное явление,- отмечал Н. Н. Страхов,- эпопея в современных формах искусства".
Обратим внимание, что русские и западноевропейские мастера и знатоки литературы в один голос говорят о необычности жанра "Войны и мира". Они чувствуют, что произведение Толстого не укладывается в привычные формы и границы классического европейского романа. Это понимал и сам Толстой. В послесловии к "Войне и миру" он писал:
"Что такое "Война и мир"? Это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника. "Война и мир" есть то, что хотел и мог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось".
Что же отличает "Войну и мир" от классического романа? Французский историк Альбер Сорель, выступивший в 1888 году с лекцией о "Войне и мире", сравнил произведение Толстого с романом Стендаля "Пармская обитель". Он сопоставил поведение стендалевского героя Фабрицио в битве при Ватерлоо с самочувствием толстовского Николая Ростова в битве при Аустерлице: "Какое большое нравственное различие между двумя персонажами и двумя концепциями войны! У Фабрицио - лишь увлечение внешним блеском войны, простое любопытство к славе. После того как мы вместе с ним прошли через ряд искусно показанных эпизодов, мы невольно приходим к заключению: как, это Ватерлоо, только и всего? Это - Наполеон, только и всего? Когда же мы следуем за Ростовым под Аустерлицем, мы вместе с ним испытываем щемящее чувство громадного национального разочарования, мы разделяем его волнение..."
Для западноевропейского читателя "Война и мир" не случайно представлялась возрождением древнего героического эпоса, современной "Илиадой". Ведь попытки великих писателей Франции Бальзака и Золя осуществить масштабные эпические замыслы неумолимо приводили их к созданию серии романов. Бальзак разделил "Человеческую комедию" на три части: "Этюды о нравах", "Философские этюды", "Аналитические этюды". В свою очередь, "Этюды о нравах" членились на "Сцены частной, провинциальной, парижской, политической и деревенской жизни". "Ругон-Маккары" Золя состоят из двадцати романов, последовательно воссоздающих картины жизни из разных, обособленных друг от друга сфер французского общества: военный роман, роман об искусстве, о судебном мире, рабочий роман, роман из высшего света. Общество здесь напоминает пчелиные соты, состоящие из множества изолированных друг от друга ячеек: и вот писатель рисует одну ячейку за другой. Каждой из таких ячеек отводится отдельный роман. Связи между этими замкнутыми в себе романами достаточно искусственны и условны. И "Человеческая комедия", и "Ругон-Маккары" воссоздают картину мира, в котором целое распалось на множество мельчайших частиц. Герои романов Бальзака и Золя - "частные" люди: их кругозор не выходит за пределы узкого круга жизни, к которому они принадлежат.
Иначе у Толстого. Обратим внимание на душевное состояние Пьера, покидаюшего московский свет, чтобы участвовать в решающем сражении под Москвой: "Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем-то..." В трагический для России час Пьер осознает сословную ограниченность жизни светского общества. Эта жизнь в его сознании вдруг теряет ценность, и Пьер отбрасывает ее, новым взглядом всматриваясь в другую - в жизнь солдат, ополченцев. Он понимает скрытый смысл воодушевления, которое царит в войсках, и одобрительно кивает головой в ответ на слова солдата: "Всем народом навалиться хотят, одно слово - Москва". Постепенно и сам Пьер входит в эту общую жизнь "всем народом", всем "миром", испытывая острое желание "быть как они", как простые солдаты. А потом, в плену, он душою породнится с мудрым русским мужиком, Платоном Каратаевым и с радостью ощутит себя человеком, которому принадлежит весь мир. "Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. "И все это мое, и все это во мне, и все это я! - думал Пьер.- И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!" Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам".
"Заборы", "ячейки", "галереи", которые в европейском романе строго отделяют одну сферу жизни от другой, в сознании Пьера Безухова рушатся, обнаруживая всю свою условность и относительность. Точно так же и человек в романе-эпопее Толстого не прикреплен наглухо к своему сословию, к окружающей среде, не замкнут в своем собственном внутреннем мире, открыт к принятию всей полноты бытия.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
