Доклад: Иван Сергеевич Тургенев
Возрождаясь к новой жизни, заново обретая чувство родины, Лаврецкий переживает новое чувство чистой, одухотворенной любви. "Тишина обнимает его со всех сторон, солнце катится тихо по спокойному синему небу, и облака тихо плывут по нем". Ту же самую исцеляющую тишину ловит Лаврецкий в "тихом движении Лизиных глаз", когда "красноватый камыш тихо шелестел вокруг них, впереди тихо сияла неподвижная вода и разговор у них шел тихий".
Роман Лизы и Лаврецкого глубоко поэтичен. С их святою любовью заодно и свет лучистых звезд в ласковой тишине майской ночи, и божественная музыка старого Лемма. Что же настораживает нас в этом романе, почему роковые предчувствия сопровождают его, почему Лизе кажется, что это счастье непростительно и за него последует расплата, почему она стыдится такой любви?
Вновь вторгается в роман русская тема, но в ином, драматическом существе. Непрочно личное счастье в суровом общественном климате России, укором влюбленным является образ несчастного мужика "с густой бородой и угрюмым лицом", кладущего в церкви истовые земные поклоны. В самые счастливые минуты Лаврецкий и Лиза не могут освободиться от тайного чувства стыда за свое непростительное счастье. "Оглянись, кто вокруг тебя блаженствует,- говорит Лаврецкому внутренний голос,- кто наслаждается? Вон мужик едет на косьбу; может быть, он доволен своей судьбою... Что ж? захотел ли бы ты поменяться с ним?" И хотя Лаврецкий спорит с Лизой, с ее суровой моралью нравственного долга, в ответах Лизы чувствуется убеждающая сила, более правдивая, чем оправдание Лаврецкого.
Катастрофа приближается как возмездие за жизнь их отцов, дедов и прадедов, за прошлое самого Лаврецкого. Вдруг оказывается, что Варвара Павловна жива, что известие о смерти ее в парижской газете было ложным. Как возмездие принимает случившееся Лиза, уходящая в монастырь. "Такой урок недаром,- говорит она,- да я уж не в первый раз об этом думаю. Счастье ко мне не шло; даже когда у меня были надежды на счастье, сердце у меня все щемило. Я все знаю, и свои грехи, и чужие, и как папенька богатство наше нажил; я знаю все. Все это отмолить, отмолить надо... Отзывает меня что-то; тошно мне, хочется мне запереться навек".
В эпилоге романа звучит элегический мотив скоротечности жизни, стремительного бега времени. Прошло восемь лет, ушла из жизни Марфа Тимофеевна, не стало матери Лизы, умер Лемм, постарел и душою и телом Лаврецкий.
Совершился, наконец, перелом в его жизни: он перестал думать о собственном счастье, сделался хорошим хозяином, выучился "пахать землю", упрочил быт своих крестьян.
И все же грустен финал романа: ведь одновременно, как песок сквозь пальцы, утекла в небытие почти вся жизнь. Поседевший Лаврецкий посещает усадьбу Калитиных: он "вышел в сад, и первое, что бросилось ему в глаза,- была та самая скамейка, на которой он некогда провел с Лизой несколько счастливых, не повторившихся мгновений; она почернела, искривилась; но он узнал ее, и душу его охватило то чувство, которому нет равного и в сладости и в горести,- чувство живой грусти об исчезнувшей молодости, о счастье, которым когда-то обладал".
И вот герой приветствует молодое поколение, идущее ему на смену: "Играйте, веселитесь, растите молодые силы..." В эпоху 60-х годов такой финал воспринимали как прощание Тургенева с дворянским периодом русского освободительного движения. А в "молодых силах" видели "новых людей", разночинцев, которые идут на смену дворянским героям.
Роман "Накануне". Разрыв с "Современником".
Из каких общественных слоев появятся новые люди? Какую программу обновления России они примут и как приступят к освобождению крестьян? Эти вопросы волновали Тургенева давно. Еще в 1855 году сосед Тургенева Василий Каратеев, отправляясь в Крым в качестве офицера дворянского ополчения, оставил писателю в полное распоряжение рукопись автобиографической повести. Главным ее героем был молодой болгарский революционер Николай Димитров Катранов. В 1848 году в составе группы болгарских юношей он приехал в Россию и поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Начавшаяся в 1853 году русско-турецкая война всколыхнула революционные настроения балканских славян, боровшихся за освобождение от многовекового турецкого ига. В начале 1853 года Катранов с русской женой Ларисой уехал на родину в болгарский город Свиштов. Но внезапная вспышка скоротечной чахотки спутала все планы. Пришлось ехать на лечение в Венецию, где он простудился и скончался 5 мая 1853 года.
Вплоть до 1859 года рукопись Каратеева пролежала без движения, хотя, познакомившись с нею, Тургенев воскликнул: "Вот герой, которого я искал!" Между тогдашними русскими такого еще не было. Почему же Тургенев обратился к сюжету в 1859 году, когда и в России такие герои появились? Почему в качестве образца для русских "новых людей" он предложил болгарина Инсарова? Что не устроило Тургенева в добролюбовской интерпретации романа "Накануне", опубликованного в январском номере журнала "Русский вестник" за 1860 год?
Добролюбов, посвятивший роману статью "Когда же придет настоящий день?", отметил четкую расстановку в нем главных действующих лиц. Центральная героиня романа Елена Стахова стоит перед выбором. На место ее избранника претендуют молодой ученый Берсенев, будущий художник Шубин, преуспевающий государственный чиновник Курнатовский и болгарский революционер Инсаров. Елена олицетворяет молодую Россию накануне общественных перемен. Кто нужнее ей сейчас: люди науки, искусства, государственной службы или гражданского подвига? Выбор Еленой Инсарова дает ответ на этот вопрос.
Добролюбов отметил в Елене "смутную тоску", "бессознательную и неотразимую потребность новой жизни, новых людей, которая охватывает теперь все русское общество, и даже не одно только так называемое образованное". Тургенев обращает внимание на близость Елены к народу. С тайным восхищением слушает она истории нищей девочки Кати о жизни "на всей Божьей воле" и воображает себя странницей. Из народного источника приходит к Елене русская мечта о правде, которую нужно искать далеко-далеко, со странническим посохом в руках. Из того же источника - готовность пожертвовать собою ради других, ради высокой цели спасения попавших в беду людей.
Внешний облик Елены напоминает птицу, готовую взлететь, и ходит героиня "быстро, почти стремительно, немного наклонясь вперед". Смутная тоска и неудовлетворенность ее тоже связаны с темой полета. "Отчего я с завистью гляжу на пролетающих птиц? Кажется, полетела бы с ними, полетела - куда, не знаю, только далеко, далеко отсюда". "Долго глядела она на темное, низко нависшее небо; потом она встала, движением головы откинула от лица волосы и, сама не зная зачем, протянула к нему, к этому небу, свои обнаженные, похолодевшие руки". Проходит тревога - "опускаются невзлетевшие крылья". И в роковую минуту, у постели больного Инсарова, Елена видит в окно высоко над водой белую чайку. "Вот если она полетит сюда... это будет хороший знак..." Чайка закружилась на месте, сложила крылья - и, как подстреленная, с жалобным криком пала куда-то далеко за темный корабль".
Таким же окрыленным героем, достойным Елены, оказывается Дмитрий Инсаров. Что отличает его от русских Берсеневых и Шубиных? Прежде всего - цельность характера, полное отсутствие противоречий между словом и делом. Он занят не собой, все помыслы его сосредоточены на высшей цели - освобождении родины, Болгарии. Ему прощаешь даже ту прямолинейность, которую подметил Шубин, слепивший две статуэтки Инсарова в виде героя и упрямого барана. Ведь ограниченность и одержимость - типично донкихотовская черта.
Рядом с сюжетом социальным развертывается в романе философский. Он открывается спором Шубина с Берсеневым о счастье: не эгоистическое ли это чувство, не разъединяет ли людей стремление к нему? Соединяют людей слова: "родина, наука, справедливость". А любовь объединяет лишь тогда, когда она "любовь-жертва", а не "любовь-наслаждение".
Инсарову и Елене кажется, что их любовь соединяет личное с общественным. Но жизнь вступает в противоречие с желаниями и надеждами людей. На протяжении всего романа Инсаров и Елена не могут избавиться от ощущения непростительности своего счастья, от страха расплаты за любовь.
Любовь к Инсарову ставит перед Еленой не простой вопрос: совместимо ли великое дело, которому она отдалась, с горем бедной, одинокой матери? Елена смущается и не находит приемлемого ответа. Любовь ее к Инсарову приносит страдание не только матери: она оборачивается невольной нетерпимостью по отношению к отцу, к друзьям, она ведет Елену к разрыву с Россией: "Ведь все-таки это мой дом,- думала она,- моя семья, моя родина..." Елена безотчетно ощущает, что и в ее чувствах к Инсарову счастье близости с любимым возвышается над любовью к тому делу, которому весь, без остатка, хочет отдаться герой. Отсюда - чувство вины перед Инсаровым: "Кто знает, может быть, я его убила?" Да и больной Инсаров задает Елене такой же вопрос: "Скажи мне, не приходило ли тебе в голову, что эта болезнь послана нам в наказание?"
В отличие от Чернышевского и Добролюбова с их оптимистической теорией "разумного эгоизма", утверждавшей полное единство личного и общего, счастья и долга, любви и революции, Тургенев обращает внимание на скрытый драматизм человеческих чувств, на борьбу центростремительных (эгоистических) и центробежных (общественных) начал в душе каждого человека. Трагичен человек и потому, что он находится в руках слепой природы, которая не хочет считаться с неповторимой ценностью его личности и с равнодушным спокойствием поглощает всех. Этот мотив универсального трагизма жизни вторгается в роман неожиданной смертью Инсарова, исчезновением следов Елены на этой земле - "навсегда, безвозвратно". "Смерть, как рыбак, который поймал рыбу в свою сеть и оставляет ее на время в воде: рыба еще плавает, но сеть на ней, и рыбак выхватывает ее - когда захочет".
Однако мотив трагизма человеческого существования не умаляет, а, напротив, укрупняет в романе Тургенева красоту и величие дерзновенных освободительных порывов человеческого духа, придает социальному содержанию романа широкий общечеловеческий смысл.
Современников Тургенева из стана революционной демократии озадачивал финал романа: неопределенный ответ Увара Ивановича на вопрос Шубина, будут ли у нас, в России, люди, подобные Инсарову. Какие загадки могли быть на этот счет, когда "новые люди" пришли и заняли ключевые посты в журнале "Современник"? Очевидно, Тургенев мечтал о приходе иных "новых людей"?
Он действительно вынашивал мысль о союзе всех антикрепостнических сил и о примирении партий на основе общей и широкой общенациональной идеи. В "Накануне" Инсаров говорит: "Заметьте: последний мужик, последний нищий в Болгарии и я - мы желаем одного и того же. У всех у нас одна цель. Поймите, какую это дает уверенность и крепость!"
Но в жизни случилось другое. Добролюбов решительно противопоставил задачи "русских Инсаровых" той программе общенационального единения, которую провозглашает тургеневский герой. Русские Инсаровы борются не с внешним врагом, а с "внутренними турками", в число которых Добролюбов заключает не только консерваторов, противников реформ, но и близких Тургеневу по духу либералов. Статья Добролюбова без промаха бьет в святая святых убеждений и верований Тургенева. Познакомившись с ней до публикации, Тургенев умоляет Некрасова не печатать ее. Когда же статья была все же опубликована - покидает "Современник" навсегда.
Творческая история романа "Отцы и дети". Тяжело переживал Тургенев уход из "Современника": он принимал участие в его организации, сотрудничал в нем пятнадцать лет; с журналом была связана память о Белинском, дружба с Некрасовым, литературная слава, наконец. Но решитель-ное несогласие с Чернышевским и Добролюбовым, нараставшее с годами, достигло кульминации. Что же раздражало Тургенева в добролюбовских статьях?
В рецензии на труд казанского философа Берви "Физиологическо-психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни" Добролюбов утверждал: "Ныне в естественных науках усвоен положительный метод, все выводы основываются на опытных, фактических знаниях, а не на мечтательных теориях... Ныне уже не признаются старинные авторитеты... Молодые люди... читают Молешотта... Фохта, да и тем еще не верят на слово... Зато г. Берви очень остроумно умеет смеяться над скептиками, или, по его выражению, "нигилистами".
В другой рецензии Добролюбов-"нигилист" так обличал писателей, любящих "поидеальничать": "Кто не убирал розовыми цветами идеализма - простой, весьма понятной склонности к женщине?.. Нет, что ни говорите, а... врачи и натуралисты имеют резон". Получалось, что чувство любви вполне объясняется физиологией, врачами и натуралистами.
В первом номере "Современника" за 1838 год Тургенев с нарастающим чувством возмущения прочел добролюбовскую рецензию на седьмой, дополнительный том Собрания сочинений Пушкина, подготовленный П. В. Анненковым. Пушкину приписывался взгляд на жизнь "весьма поверхностный и пристрастный", "слабость характера", "чрезмерное уважение к штыку". Утверждалось, что поздний Пушкин "окончательно склонялся к той мысли, что для исправления людей нужны бичи, темницы, топоры". Пушкин обвинялся в "подчинении рутине", в "генеалогических предрассудках", в служении "чистому искусству". Так бесцеремонно обращался молодой критик с творчеством поэта, которого Тургенев боготворил.
По зрелом размышлении можно было в какой-то мере оправдать такие полемические выпады молодым задором критика, возмущенного дружининскими статьями о Пушкине, проповедующими "чистое искусство". Но с какой стати за Дружинина должен расплачиваться Пушкин? И откуда у Добролюбова развивается столь пренебрежительное отношение к художественному слову?
Наконец, во втором и четвертом номерах "Современника" за 1859 г. появилась статья Добролюбова "Литературные мелочи прошлого года", явно полемическая по отношению к общественным и литературным взглядам Тургенева. По Добролюбову, современная прогрессивная молодежь видела в поколении сверстников Тургенева едва ли не главных своих врагов. "Люди того поколения, писал Добролюбов,- проникнуты были высокими, но несколько отвлеченными стремлениями. Они стремились к истине, желали добра, их пленяло все прекрасное; но выше всего был для них принцип... Отлично владея отвлеченной логикой, они вовсе не знали логики жизни..."
На смену им идет молодое поколение - "тип людей реальных, с крепкими нервами и здоровым воображением", отличающийся от "фразеров" и "мечтателей" "спокойствием и тихой твердостью". Молодое поколение "не умеет блестеть и шуметь", в его голосе преобладают "звуки очень сильные", оно "делает свое дело ровно и спокойно".
И вот с позиции этого поколения "реалистов" Добролюбов с беспощадной иронией обрушивался на либеральную гласность, на современную печать, где обсуждаются общественные вопросы. Для чего же с таким опрометчивым радикализмом надо губить на корню благородное дело гласности, для чего же высмеивать пробудившуюся после тридцатилетней спячки николаевского царствования живую политическую мысль? Зачем же недооценивать силу крепостников и бить по своим? Тургенев не мог не почувствовать, что из союзников либеральной партии молодые силы "Современника" превращались в ее решительных врагов. Совершался исторический раскол, предотвратить который Тургенев был не в силах.
Летом 1860 года Тургенев обратился к изучению немецких вульгарных материалистов, на которых ссылался Добролюбов. Он усердно читал труды К. Фогта и писал своим друзьям: "Ужасно умен и тонок этот гнусный матерьялист!" Чему же учат российских "нигилистов" эти умные немцы, их кумиры? Оказалось, тому, что человеческая мысль - это элементарные отправления мозгового вещества. А поскольку в процессе старения человеческий мозг истощается - становятся неполноценными как умственные, так и психические способности человека. Со времен классической древности старость была синонимом мудрости: римское слово "сенат" означало "собрание стариков". Но "гнусный матерьялист" доказывает, что "молодое поколение" вообще не должно прислушиваться к опыту "отцов", к традициям отечественной истории, а верить только ощущениям своего молодого мозгового вещества. Дальше - больше: утверждается, что "вместимость черепа расы" по мере развития цивилизации "мало-помалу увеличивается", что есть расы полноценные - арийцы, и неполноценные - негры, например.
В дрожь бросало Тургенева от таких "откровений". Ведь в итоге получалось: нет любви, а есть лишь "физиологическое влечение"; нет красоты в природе, а есть лишь вечный круговорот химического вещества; нет духовных наслаждений искусством - есть лишь "физиологическое раздражение нервных окончаний"; нет преемственности в смене поколений, и молодежь должна с порога отрицать "ветхие" идеалы "старичков". Материя и сила!
