Реферат: Десять самых жестоких монархов в истории

Реферат: Десять самых жестоких монархов в истории

Андрей Полонский

Пристрастие к роковым драмам и страшным трагедиям у человека в крови. Ужасаясь, мы почти восхищаемся. Будничное воображение бередят рассказы о войнах и эпидемиях, о резне и пепелище. Помимо всего прочего, они придают смысл повседневному обиходу, поощряют силу сильных и оправдывают заурядность заурядных.

В романтичные 20 - е годы ХХ века, на восходе одной из самых кровавых в истории человечества - коммунистической эпохи, юные ударники с радостью пели: "Тогда лишь дело прочно, когда под ним струится кровь". Кумир интеллигенции 60-х Наум Коржавин через тридцать лет с мягкой иронией заметил: "Чем столетье лучше для историка, тем для современника печальней".

На самом деле оба этих высказывания имеют под собой глубокое бытийственное основание. Для людей старой традиции в них не может быть никакого противоречия. Ибо, по слову святого Иоанна Домаскина, чем ближе к алтарю, тем больше бесов. Человек, поставивший перед собой великие задачи, - частные, касающиеся только строя его личности, или исторические, переворачивающие быт государств и народов, - всегда опасен. Он знает, ради чего сметает преграды на своем пути. Порой это превращается в страсть или безумие, порой приводит к созданию величайших ценностей цивилизации. Но горе обывателю, если в руках у такого человека неограниченная власть.

Наши короткие рассказы о самых прославленных и кровавых монархах в истории могут проиллюстрировать и еще одну старую догадку, сродственную философии эпохи Возрождения. Гений - всегда преступник. Его преступление - со-бытие, тайна и сюжет, нечто, не лишенное значительности, если не сказать величия. И человек новейшего времени, убежденный в том, что ни единая цель на свете не способна оправдать нарушение привычного распорядка его дня и прекращения срока действия его медицинской страховки, все-таки будет с вожделением, чуть покусывая нижнюю губу, смотреть фильм Тинто Брасса о Калигуле. Он, разумеется, хотел бы оказаться там, за тканью киноэкрана, внутри сюжета, испытать весь тот трепет… но только на миг, чтоб потом спокойно вернуться в свою теплую постель, и, отмерив свой срок, умереть в ней. Именно в ней.  

Гай Цезарь Калигула (37 - 41) 

Калигула, один из самых хрестоматийных злодеев у власти, скорее мог развалить великое государство, нежели укрепить его. Но, как ни странно, и его жестокость, и его безумие - плод романтической любви, которую питал к нему Рим и легионы империи. Сын фаворитов Вечного Города, Германика и Агриппины, Гай Цезарь воспитывался в Германии, в войсках и походах. Суровые легионеры души в нем не чаяли и называли "светиком", "дитяткой", "мальчуганом". Из этого же ряда и прозвище "сапожок" - "калигула".

Наверное, ни с одним другим кесарем в первом веке не связывалось столько надежд. Римляне ждали всей полноты ответной страсти, - и получили ее, такую, которая им и не снилась.  

Начиналось правление "сапожка" более чем благополучно. Миролюбиво, даже нежно. Были выпущены на свободу политические заключенные, снижались налоги, толпу радовали хлебом и зрелищами. Казалось, сильный и благородный появился у римлян император как награда, дар небес после разврата и произвола последних лет престарелого Тиберия.

Но случилось несчастье. Через восемь месяцев после прихода к власти молодой кесарь заболел. Отчаянье народа не знало утешения. Толпы день и ночь окружали императорский дворец, люди давали крайние обеты: одни предлагали за жизнь императора - свою, другие, - что в принципе было почти то же самое, - клялись стать гладиаторами на арене.  

Языческие божества, вероятно в насмешку над гражданами, вняли этим мольбам. Кумир народа выздоровел. Но вот несчастье, - не оставлявшая его ни на минуту его сестра и его возлюбленная Друзилла заболела и умерла. И весь Рим стал заложником этого горя и этой страсти. "До сих пор, - пишет Светоний, - речь шла о правителе, теперь приходится говорить о чудовище".  

Все те, кто закладывал за него свои жизни, вынуждены были выполнить обеты. Он рассматривал людей как обыкновенных жертвенных животных, себя и Друзиллу - как божеств, требующих жертв. Они любили их, - и должны были заплатить за это. Он обладал властью взять любовь силой, даже если люди вряд ли могли быть к ней готовы.

К тому же государственная казна быстро оказалась пуста, и Калигула нашел оптимальный способ ее пополнения - смертный приговор с конфискацией имущества. Обвинения за обвинениями, - одно абсурднее другого, и вот уже император требует: "убивай его так, чтоб он чувствовал, как умирает". Одного физического страдания было ему мало. Артистическая натура желала насладиться сильным ощущением, подлинной драмой.

Сенека рассказывает обычную для тех месяцев историю. Однажды к Калигуле пришел сенатор просить о помиловании приговоренного к смерти сына. Император принял его благосклонно и тут же, на его глазах, подписал приказ о немедленной казни. При этом, так же весело болтая, он пригласил сенатора на ужин, где они возлежали вдвоем и несчастный отец пил за здоровье милостивого государя. Возможно ли так низко пасть? - спрашивает сам себя философ. И тут же отвечает: Нет, просто у старика был еще один сын.

Меж тем самолюбие Калигулы росло с каждым часом. Он желал провозгласить себя царем, - подобно повелителям Востока, - дело спасли друзья, объяснившие ему, что таким образом он уподобит себя мелким князькам, давно подчинявшимся Рим. Что ж, тогда он провозгласит себя богом, - и вот уже Палатинский дворец достраивают до Форума, а над Тускской улицей перебрасывают мост до Капитолия, чтоб император мог свободно прогуливаться в гости к своему собрату по ремеслу - Юпитеру Капитолийскому.

Как ни странно, в стране Калигулу продолжали любить. Римское простонародье, восхищенное великолепными играми и щедрыми дарами, относилось к чудачествам кесаря со снисхождением: террор против аристократии плебеев скорей радовал, чем огорчал. А в восточных провинциях, где были снижены налоги, обожествление государя отнюдь не стало новостью. Единственным исключением оставался Иерусалим, ибо иудеи никак не желали установить статую императора в храме Ирода Великого. Гай Цезарь уже готовился потопить в крови непокорное племя, но сам пал жертвой придворного заговора.  

…Палача Калигулы звали Кассий Херея. Он служил еще сотником в германских легионах, и "сапожок" знал его с детства. История не донесла, чем император обидел Кассия, - известно только, что старый воин мстил. Убийцы окружили Калигулу, когда он возвращался из театра. Дорога вела через темный переход, где и притаились заговорщики. Место тут было узкое, охрана, верная императору, не могла окружить его. Херея ударил первым…

Пронзительный и романтический образ Калигулы создал французский классик ХХ века Альбер Камю. Цезарь влюблен в невозможное, он требует воскрешения Друзиллы, он хочет луну с небес. И пусть реальный мир с достойными людьми и честными обязательствами катится в тартарары, если эти желания невыполнимы.  

Ин Чжэн - Цинь Ши хуанди (246 - 210 до Р.Х.) 

Отец единого Китая, жестокосердный тигр Востока… Каких только эпитетов ни удостаивался от историков циньский правитель Ин Чжэн. И все-таки главный титул он присвоил себе сам: Цинь Ши хуанди - первый император империи Цинь. Первый и последний, добавим мы, потому что в ту пору невероятное по размерам и сложности государство могло существовать только силой и волей гения.

Испытания выпали на долю Ин Чжэна еще в ранней юности. Он получил престол в 12 лет, и почти сразу же на царство Цинь напал союз крупнейших государств Северного Китая: Вэй, Хань, Чжоу и Чу. О, как они поплатились за свою дерзость! Независимость и личная свобода - самое ничтожное из того, что утратили повелители этих стран и их приближенные. Многим из них пришлось расстаться и с жизнью…

Для оставшихся в живых в единой империи не существовало больше никаких послаблений. Все население страны отныне именовалось черноголовыми - хэшоу (и, действительно, где вы встретите белобрысого китайца!). Корни этого государственного дерева питались учением философов - легистов Шан Яна и Ли Сы.  

Легизм, возможно, одна из самых жестких идеологий, когда-либо возникавших в истории, настаивала на безусловной власти закона. Правовые нормы, и, соответственно, перечень преступлений и наказаний, не могли знать исключений. Снисхождение к провинившемуся считалось самым страшным злом, потому как, следуя легистскому рассуждению, поощряло преступника на новое преступление (Кафка с его исправительной колонией был бы в восторге). Самые ничтожные провинности карались здесь отрезанием носа, разрубанием колен, вырыванием ребер. Обезглавливание стало одним из наиболее невинных способов смертной казни. В ход также шли разрубание пополам или на части, разрывание колесницами, медленное заливание горячего металла в рот. Ритуал каждого наказания тщательно прописывался. Для особо опасных преступлений предусматривалась также казнь не только самого виновного, но и всех его родственников в трех поколениях.

Такая повсеместная жестокость, естественно, вызывала раздражение. Против легистов начали роптать последователи Конфуция, призывавшие к гуманности и "благородным образцам древности". Впрочем, у приближенных Цинь Ши хуанди был свой взгляд на эту проблему. Ли Сы говорил, что "конфуцианцы рассуждали о древности, чтоб порочить современность". Его слова прозвучали как рог на загонной охоте. 460 философов тут же казнили. Еще несколько тысяч сослали в колодки, на принудительные работы.

А работы в империи Цинь Ши хуанди было великое множество. Под надзором бдительных чиновников и под страхом смерти по всей стране строили дороги и каналы, дворцы и города. Императорская столица, город Саньян, превосходил роскошью все, что видел Китай в прежние годы…

Самым знаменитым сооружением Цинь Ши хуанди стала Великая Китайская стена, призванная защитить страну от евразийской степи, от набегов северных варваров. Эту Стену, - крепостной вал длиной 4 тыс. километров, шириной в пять-шесть рядов всадников, башнями через каждые 60-100 метров, - строили около двух миллионов человек, - и солдаты, и военнопленные, и преступники. Большинство тут же и полегло. Умерших не хоронили, оставляли на месте, в земляной насыпи стены…

Как говорит старый китайский историк, "управляя подданными, Цинь Ши хуанди всецело распоряжался их жизнью и смертью". Если где-то замышлялось восстание, он мог поголовно вырезать весь мятежный округ. Инакомыслие при нем преследовалось, искусство и религия подавлялись. В стране не должно было существовать никаких иных объектов для поклонения и восхищения, кроме нее, великой Власти. Власть сама по себе, во имя самой себя.

И все же именно Ин Чжэн во многом создал цивилизацию Поднебесной такой, какой она просуществовала больше двух тысячелетий. Он унифицировал оси телег и прически людей, он ввел единую монету и единую письменность. И все китайские книги по сию пору написаны теми самыми иероглифами, которые одобрил в свое время первый император империи Цинь.  

Иисус Навин 

"Перебили всех жителей Гая на поле, в пустыне, куда они преследовали их…Падших в тот день мужей и жен, всех жителей Гая, было двенадцать тысяч… И сожег Иисус Гай, и обратил его в вечные развалины, в пустыню, до сего дня… В тот же вечер взял Иисус Макед и поразил его мечом, и предал заклятию их и все дышащее в нем… И пошел Иисус из Македа к Ливне и истребил все дышащее, что находилось в ней, никого не оставил в ней, кто бы уцелел… Из Ливны пошел к Лахису, и поразил его мечом и все дышащее, что было в нем, и истребил его так, как поступил с Ливною. И тогда пришел на помощь Лахису Горам, царь Газерский, но Иисус поразил его и народ его, так что никого у него не оставил, кто бы уцелел. И пошел Иисус из Лахиса к Еглону, и взяли его в тот же день, и поразили его мечом, и все дышащее, что находилось в нем, предал он заклятию, как поступил с Лахисом. И пошел Иисус и все Израильтяне вместе с ним из Еглона к Хеврону и воевали против него и взяли его и поразили мечом, и царя его, и все города его, и все дышащее, что находилось в нем; никого не оставил, кто уцелел бы"… И так далее, город за городом.

Что мы читаем? Материалы дела в трибунале по невиданному в истории геноциду? Нет, отнюдь. Это повесть о подвигах Иисуса Навина, того самого, чей трубный зов по милости Господней сокрушил стены непобедимого дотоль Иерихона. Иисуса Навина, вернувшего евреям землю их отцов. Один перечень городов и народов, до последнего младенца истребленных героем Ветхого Завета, занимает в Священном Писании несколько убористых страниц. Не хотелось бы морализировать на сей сюжет. Но было бы нелепо забывать, на какой крови замешано основание западноевропейской цивилизации, которую многие культурологи предпочитают называть иудео-христианской.

И, для полноты картины, расскажем еще об одном приятном происшествии из жизнеописания сего великого мужа. Пять Аморрейских царей достойно сражались против израильтян, но проиграли битву и укрылись в пещерах. "Тогда Иисус сказал: откройте отверстие пещеры и выведете ко мне из пещеры пятерых царей тех. Когда вывели царей сих к Иисусу, Иисус призвал всех израильтян и сказал вождям воинов, ходивших с ним: подойдите, наступите ногами вашими на выи царей сих. Они подошли и наступили ногами своими на выи их. Иисус сказал им: не бойтесь и не ужасайтесь, будьте тверды и мужественны, ибо так поступит Господь с врагами вашими, с которыми будете воевать. Потом поразил их Иисус, и убил их, и повесил их на пяти деревьях".  

Чингисхан (1205 - 1227) 

Следуя своим древним обычаям, монголы, - даже в случае, когда вершилась месть и все враги-мужчины должны были быть поголовно умерщвлены, - оставляли в живых красивых женщин и маленьких детей, тех, которые не переросли колеса кочевой кибитки. Чингисхан, великий владыка Евразии, чьим именем пугали детей на просторах от Великой Китайской стены до Киева и Исфагана, был снисходительней к врагам, нежели Иисус Навин и воины Израиля.  

На самом-то деле Чингис-хан - это титул. Юноша Темучин, - именно так нарекла мать повелителя всех монголов, - выходец из обедневшего, хотя и весьма благородного рода, стал классическим персонажем сказки о том, как жесткий ум и благородная воля преображают окружающую действительность. Его восхождение явило собой исторический переворот, объединивший Евразию. Монгольская империя, созданная батырами-кочевниками, в какой-то мере выполнила ту же роль, что и Римская, то есть обозначила пределы цивилизации: если Рим - это Запад Евразии, то Великая Монголия и наследовавшая ей Великая Россия - ее Восток. Современному человеку, проезжающему за неделю на курьерском поезде от Москвы до Пекина, трудно себе представить, что когда-то в древности, когда расстояния изменяли днями пути в седле, это было общее пространство, объединенное одной волей и одной властью.  

Молодость и солидарность - вот они, основы могущества Чингисхана. В "Сокровенном сказании монголов", - великом эпосе Востока и единственном в своем роде литературном памятнике кочевого племени, - приводится напутствие, с которым Темучин, только что провозглашенный Чингис-ханом, обратился к своим единоплеменникам: "Не разрушайте своего согласия, не развязывайте того узла единодушия, который вы завязали; не обрезайте своего собственного ворота".  

Он начинал с того, что отомстил убийцам своего отца, он закончил тем, что стал одним из величайших владык вселенной, - и только потому, что умел хранить верность старой дружбе, жаловать старых друзей и ни на миг не оставлять их без интересного дела. Они с юных лет уходили в степь, и лучшей наградой для них были не новые табуны, тем более не золото-серебро, а красивые женщины, которых они добывали друг другу, с которыми они восходили на ложе…

"Сокровенное сказание" хранит множество благородных историй, способных украсить самую знаменитую западную рыцарскую повесть. В одном из выигранных сражений под Чингисханом был подстрелен конь, а сам повелитель ранен в шейную артерию. И спросил Чингисхан: "После сражения при Койтене, когда мы тесня друг друга, перестраивались с горного кряжа, летели в нас стрелы. Не знаете ли, кто это пристрелил тогда моего беломордого саврасового боевого коня? С горы-то?". И отвечал ему Чжебе: "Это я стрелял с горы! Если хан повелит казнить меня, то останется от меня только мокрое место в ладонь. Если же хан на то соизволит, то вот как послужу ему: "Перескачу тинистые воды, с налету разобью бел-камень. По приказу синь-камень сокрушу". Тогда Чингисхан сказал: "Подлинный враг всегда таит про себя свое душегубство и свою враждебность. Он придерживает свой язык. Что же вот этот? Он сам себя выдает с головой. Он достоин быть товарищем"…

Страницы: 1, 2