Реферат: Древние мифы в поэзии серебрянного века
Реферат: Древние мифы в поэзии серебрянного века
Муниципальное общеобразовательное учреждение
средняя общеобразовательная школа №29
с углубленным изучением отдельных предметов
Экзаменационный реферат по литературе
Древние мифы в поэзии серебряного века
работу выполнила
ученица 11 класса А
Палагушина Алёна
учитель
г. Смоленск, 2006г
Содержание:
I. Введение
II. Основная часть:
1) Миф древний и миф поэтический
2) Мастер романтического образа Николай Степанович Гумилев
3) Будетлянин Велимир Хлебников
4) В поэзии историк Игорь Северянин
5) Футурист Давид Давидович Бурлюк
III. Заключение
IV. Список литературы
V. Приложение
I. Введение.
Поэзия – непрерывная цепь традиций. И хотя в этой цепи «первым поэтом» - первым великим русским национальным поэтом по праву считается Александр Сергеевич Пушкин, но ведь и за Пушкиным просматривается богатейшая культура. Роднит разные исторические эпохи, пожалуй, только ощущение гармонии, исходящее из удивительного гуманизма души каждого поэта.
Еще не так давно бытовали взгляды о том, что русские символисты были целиком погружены в себя, демонстративно отделялись от жгучих проблем современности. Сейчас, заново прочитывая их стихи, видишь, что это совсем не так. Напротив, петербургские, в частности, символисты всегда стремились к тому, чтобы занять место учителей и пророков жизни. В этом смысле исключительна, велика роль поэта и теоретика русского символизма Вячеслава Ивановича, Вячеслава Великолепного, как почтительно именовали его в петербургских литературных кругах. «Башня» Вячеслава Иванова на Таврической 25, была средоточием духовной жизни литературного Петербурга, именно здесь решались наиболее серьезные проблемы синтеза искусства и жизни, или «соборности», по терминологии тех лет. «Истинный символизм должен примирить Поэта и Чернь в большом всенародном искусстве»[1], - писал В. Иванов. «Искусство идет навстречу народной душе», - не уставал повторять он. Именно на «башне» Вячеслав Иванов всячески побуждает своих учеников обратиться к истокам народного искусства, к языческой, дохристианской Руси. Интерес к своим истокам, связанный с открытием русской иконописи, порождает такие произведения, как «Петрушка» и «Весна священная» Стравинского, музыкальный фольклор Лядова, живопись Рериха и Билибина, стихи Городецкого, раннего Хлебникова, волжские песни М. Кузмина. Обогащенный открытиями, сделанными в области собственной национальной культуры, петербургский символизм неумолимо освобождается от умозрительного романтизма, болезненного эгоцентризма, свойственного его представителям, уклонявшимся от социальных запросов эпохи. Но революция 1905 года и последовавшие за ней годы безвременщины потребовали от художников слова пристального внимания не только к глубинному содержанию собственной личности, но и к той социальной среде, в которой поэт существует.
Поэзия серебреного века по сравнению с поэзией пушкинской поры кажется на первый взгляд излишне «философичной», и это не случайно. Ведь она рождалась в стихии русской религиозно-философской мысли, оформившейся к концу XIX века в целый ряд более или менее стройных систем.
Цель моей работы показать взаимосвязь поэзии серебряного века с истоками русской культуры, со славянской мифологией. Тема эта интересна мне тем, что открывает для меня новую страницу русской литературы, даёт возможность оценить глубину воздействия исконно русской культуры на поэзию серебряного века и современную литературу.
В свой работе я использовала книги «История древней русской литературы», «История русской советской поэзии», «Деятели отечественной истории» откуда я узнала про развитие поэзии серебряного века и её основателей. Биографию, жизнь и творчество поэтов я нашла в книгах «Русские поэты начала века», «Русские поэты: Антология в четырех томах», «На берегах Невы», словаре «Русские писатели и поэты», учебнике «Русская литература XX века». Стихи поэтов я прочитала в сборниках: «Стихотворения Северянина», «Там шепчутся белые ночи мои: избранные стихи поэтов серебряного века», «Русская литература серебряного века: поэтика символизма», «Творение». Также в моей работе были использованы официальные сайты творчества Н.С. Гумилева, В. Хлебникова, И.Северянина, Д.Д. Бурлюка.
1.Миф древний и миф поэтический.
В деле освоения нашего литературного наследства, являющегося частью общекультурного, древней русской литературе принадлежит значительное место, определяемое, прежде всего тем, что она была значительным этапом в развитии русской литературы, приобретшей мировое значение.
Задолго до возникновения на Руси книжной литературы восточные славяне обладали широко развитой устной поэзией в разнообразных её видах и жанрах, зародившейся еще дофеодальный период, в пору общинного родового строя. «От глубокой древности, - писал А.М. Горький, - фольклор неотступно и своеобразно сопутствует истории».[2]
Древний мир есть представленная в образах антропоморфная структура, выражающая мировоззрение е творцов, созданная общенародной фантазией и мыслимая в эпоху её возникновения, как подлинная реальность. Древний миф не противопоставлен историческому мышлению, но подымается над конкретно-исторической сферой и питается преимущественно природно-космологическими и антропологическими обобщениями.
Миф нового времени, иначе говоря - художественный, поэтический мир пропущен через индивидуальное сознание с его рефлексией и авторским свободным отношением к воображаемому. Художественный миф, в отличие от древнего, широко открыт историческому содержанию, которое в нем может совмещаться с комизмом, универсальным антропологизмом.
Древний и новый миф в равной мере вырастают лишь в соседстве с неизвестным, внося в непознаваемое или хаотичное, осмысленность мирового закона или того, что понимают под ним творцы мифов.
Типологическое творчество на зрелых этапах его развития, в отличие от немифологического, ограничивается созданием эстетических объектов, включенных в историческую и бытовую действительность, а в реалистической литературе нового времени тяготеющих к социальному наполнению и осмыслению. Строительным принципом типологических образов, так же как и немифологических является фантазия, но совсем иной природы, чем фантазия лежащая в основе мифа, - прочно спаянная с наличной действительностью, контролируемая ею и обычно (не всегда и не во всех аспектах) сознаваемая автором и читателем как литературная условность.
Мифологические образы и представления культивируются в самых широких литературных сферах XX века. Критерий оценки этой мифологизированной литературы нужно искать не столько в самом методе мифологизации, сколько в конкретной направленности и эстетическом уровне произведений, построенных на основании метода, иначе говоря, в их отношении к истине, включая истину художественную.
Притяжение писателей к древнему мифу, основанному на «коллективных представлениях», и к мифологическим формам вообще зависело от многих разнородных причин. Миф оказался для писателей XX века средством к тому, как преодолеть «малый», «локальный» историзм и перейти к макроисторическим масштабам. В связи этим мы имеем право говорить, что мифопоэтическое начало может быть более реальным.
Сравнительно ранним, но знаменательным периодом в литературном мифотворческом движении нового времени следует признать западноевропейский и русский символизм. В культуре русского символизма интерес к новой мифологии и широкий поток неомифопоэтического творчества был предопределён самой сутью и явился естественным продолжением традиций предшествующих культур. В мифотворческой эстетике символизма гуманистическое начало оказалось в значительной мере преобладающим. Впрочем, изучение мифотворческого аспекта в творчестве русских символистов и тем более их теоретических высказываний, относящихся к этому вопросу, только начинается.
Касаясь этой темы, важно отметить присутствие мифотворческой стихии не только в литературных произведениях символистов, но в их жизненных восприятиях и жизненном укладе. Мифологизация, а иногда и проще – мифологизирующее обыгрывание личных, особенно любовных отношений, дружбы природы, города, истории и образов современников, возлюбленных, друзей или знакомых.
2. Мастер романтического образа Николай Степанович Гумилёв.
Николай Степанович Гумилев (1886-1921), русский поэт. Сын морского врача. В детстве жил в Царском селе, с 1895 – В Петербурге, в 1900-1903 – в Тифлисе, где в местной газете впервые было опубликовано стихотворение Гумилева (1902). Учился в петербургской и тифлисской гимназиях. Осенью 1903 семья вернулась в Царское Село, где юноша завершил (1906) гимназическое образование. На литературные вкусы начинающего поэта, по-видимому, оказал влияние директор Царскосельской гимназии поэт И.Ф. Анненский; повлияли также труды Ф. Ницше и стихи символистов.
В первых сборниках стихов «Путь конквистадоров»(1905), «Романтический цветы» (1908; отмечен обращением к экзотической тематике) – нашло отражение чувство Гумилева к Анне Горенко, будущей А.А. Ахматовой, с которой познакомился в 1903 в Царском селе (их брак, заключенный в 1910, спустя 3 года распался). Определяющим для поэзии Гумилева стал образ одинокого завоевателя, противопоставляющего свой мир тусклой действительности. В 1910-е гг. один из ведущих представителей акмеизма. Для его стихов характерны апология «сильного человека» - воина и поэта, декоративность, изысканность поэтического языка (сборники «Романтические цветы»,1098; «Костер»,1918; «Огненный столп»,1921).Переводы. В 1906 Гумилев уехал в Париж, где слушал лекции в Сорбонне, изучал французскую литературу, живопись, театр. Выпустил три номера литературно-художественного журнала «Сириус» (1907). В 1908 путешествовал по Египту (позднее трижды ездил в Африку – в 1909,1910,1913 собирал народные песни, образцы изобразительного искусства, этнографические материалы). Всё это отразилось на творчестве. Неоднократно он в своих стихах приходит к мифологическим образам разных народов. Так в стихотворении «Современность» он приводит аналогию между древними мифологическими образами и современными людьми:
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис[3] и Хлоя.
Некоторое время (1908-09) Гумилев обучался в Петербургском университете – на юридическом, историко-филологическом факультете.
Одновременно знакомится с В.И. Ивановым, печатается газете «Речь», журналах «Весы», «Русская мысль» и др., издает сборник стихов «Жемчуга» (1909), в котором вплоть до 1917 ведет постоянную рубрику «Письма о русской поэзии» (отдельное издание - 1023), снискавшую ему репутацию проницательного критика: В.Я. Брюсов писал, что «его оценки всегда по существу; они выявляются в кратких формулах самую сущность поэта».[4]
Желание освободиться от опеки Вячеслава Иванова и организационно отмежеваться от «теургического» символизма привело к созданию в 1911 «Цеха поэтов», в котором вместе с Гумилевым, руководившем им в качестве «сидника», вошли Ахматова, С.М. Городецкий, О.Э. Мандельштам; М.А. Зенкевич и другие поэты-акмеисты. Объявив новое направление - акмеизм – наследником символизма, закончившего «путь развития», Гумилев призывал вернуться к «вещности» окружающего мира (статья «наследие символизма и акмеизм»,1913) Первым акмеистическим произведением Гумилева считается поэма «Блудный сын», включенная в его сборник «Чужое небо» (1919).Критика отмечала виртуозное владение формой: по словам Брюсова, значение стихов Гумилева «гораздо больше в том, как он говорит, нежели в том, что он говорит». Следующий сборник «Колчан» (1916), драматическая сказка «Дитя Аллаха» и драматическая поэма «Гондла» (обе 1917) свидетельствуют об усилении в творчестве Гумилева Повествовательного начала.
Житейское поведение Гумилева относилось с его поэзией: романтический пафос конквистадорства он транспонировал из стихов в жизнь, преодолевая собственные слабости, исповедуя личный культ победы. Это прослеживается и в его стихах:
Я – угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле.
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле
Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
Автор предстаёт, как борец за веру, веру в свою Отчизну, как в Новый Иерусалим – символ христианских истоков, символ духовной чистоты. (По аналогии вспоминается древнее русское изречение «Москва третий Рим, а четвёртому не бывать!»). Искусно вплетены в стихотворение и строки Отче Наш – одной из главнейших христианских молитв («…Да придет царствие Твое яко же на небесах и на Земли…»).
В начале Первой мировой войны Гумилев поступил добровольцем в уланский полк; был награжден двумя Георгиевскими крестами:
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.
В этих строках прослеживается христианская традиция и глубокая вера. Здесь святой Георгий предстаёт не как непосредственная награда, а как высшая благодать, как благословение одного из самых значимых на Руси святых. По воспоминаниям сослуживцев, его влекло к опасности. В 1916 Гумилев добивается отправки в русский экспедиционный корпус на Салоникский фронт, но задерживается в Париже, где общается с М.Ф. Ларионовым и Н.С.Гончаровой, а также с французскими поэтами (в том числе с Г.Аполлинером).
В стихах мирной тематики также неоднократно звучат мотивы христианской мифологии. Стихотворение «Слово»:
И в Евангелии от Иона
Сказано, что Слово – это Бог.
В стихотворении «Память» автор вдруг предстаёт пред нами, как последователь популярной в то время теории о переселении душ. Конечно, это всего лишь удачный образ и его не следует рассматривать, как отказ от христианства. Но как удачен образ Памяти, как чувства, передающегося нам от тех, кем мы были раньше:
Ты расскажешь мне от тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Дав оценку девятнадцатому веку, как смешному и страшному, Гумилёв прибегает к интересному сравнению:
Век, страшный потому, что в полном цвете силы
Смотрел он на небо, как смотрят в глубь могилы…
Имеется в виду, что девятнадцатый век отказался от религии, многие христианские заповеди потеряли своё значение. И, хотя люди по-прежнему ходят в церковь и приносят свои молитвы, и просят очищения и благословения у Бога, они всё же уже не верят и нарушают многие христианские заповеди, не видя в этом большого греха.
В 1918 Гумилев вернулся в Россию. Был привлечен М.Горьким к работе в издательстве «Всемирная литература», читал лекции в институтах, преподавал в литературных студиях. Занимался переводами (эпос о Гильгамеше, английская и французская поэзия). Издал несколько сборников стихов, в том числе лучшую свою книгу «Огненный столп» (1921; посвящена его второй жене – А.Н. Энгельгардт). Образ любимой женщины предстаёт перед нами, как чистейший идеал (белая, в белой одежде; в древнерусской мифологии белый цвет – символ чистоты, недаром платье невесты белое).
Лишь белая, в белой одежде,
Как в пеплуме древних богинь,
Ты держишь хрустальную сферу
В прозрачных и тонких перстах.
В одном из своих стихотворений – «Дон Жуан» Гумилёв предстаёт перед нами молодым повесой, который мечтает о том, как в старости он образумится, и будет жить праведно. Здесь отражена христианская мораль о божественном всепрощении: если согрешил покайся и Бог простит тебя, каким бы тяжким не был грех.
А в старости принять завет Христа –
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжёлого железного креста!
И тут молодой повеса вспоминает, что, живя разгульно, человек забывает о том, что жизнь скоротечна и за мимолётными радостями теряется сам смысл жизни:
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей,-
Я вспомню, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
В этом стихотворении появляются такие необычные образные сравнения, как «лунатик бледный» (имеется ввиду тот, кто не знает Бога, а не знать Бога может только лунатик) или «ненужный атом» (атом – термин научный, но в данной интерпретации он представляется, как одушевлённое существо, как человек, который не приносит пользы и никому не нужен).
