скачать рефераты
  RSS    

Меню

Быстрый поиск

скачать рефераты

скачать рефератыДипломная работа: Святой Иоанн Златоуст и его враги

К числу внешних способов воздействия на толпы в целях их религиозного воспитания, кроме мер принуждения, относится церковное представительство во всех его видах: привилегии и богатая жизнь высших представителей Церкви, великолепие церковных зданий, пышность культа. Эти средства, нисколько не обременительные для лиц, посвятивших себя на служение Богу, а наоборот во многих отношениях приятные, могут быть защищаемы и не по одним только этим мотивам. Роскошные здания, престиж духовенства, красота и пышность богослужения — все это в глазах масс, всегда поклоняющихся успеху, сообщает христианству значительность, доказывает его силу, создает для него обаяние. Кроме того, народ, жизнь которого так бедна эстетическими впечатлениями, идет в удобные и красивые храмы сначала, может быть, просто ради хорошего пения и истового обряда, но в церкви проповедуется Евангелие, читается Св. Писание, поются псалмы, и хоть часть всего этого не может не западать в душу слушателей. Наконец, вся обстановка молитвы и богослужения отвлекает мысль человека от борьбы за пропитание и возносит ее в мир идеальных примирений. Но все это может иметь и свою обратную сторону. Когда религиозная жизнь начинает отливаться в такие формы, тогда легко забывается важнейшее в законе — суд и милость. Развивается стремление жертвовать непосредственно Богу, а дела христианского милосердия, которые сами по себе составляют душу и силу христианства, приходят в забвение. Далее, религиозное воздействие того, что мы назвали церковным представительством, не проникает глубоко в душу народа и, опираясь не на чисто духовные его инстинкты, не может воспитывать в нем религиозно-нравственного самоопределения. При известной привязанности к внешним проявлениям религиозной жизни, как красивым бытовым формам, очень часто проявляется глубокое равнодушие к самой религии. В бедной сельской церкви по большей части к небу несутся более горячие и искренние молитвы, чем в богатом соборе, и Пасха в деревне, при зажженной бочке из-под дегтя, празднуется с большим энтузиазмом, чем в столице при электрической иллюминации под гром колоколов и пушек.

Инстинктивное стремление воспользоваться для усиления христианства обаянием богатства, роскоши и помпы обнаружилось в древности вслед за объявлением гонимой веры государственной религией. Большие города и особенно столица, куда, как к источнику благ, всегда стекается так много всякого рода поклонников успеха, шли в этом направлении впереди провинций. Григорий Богослов яркими красками рисует условия, при которых епископ мог иметь успех в столице. Он рассказывает, как церковные имущества, считавшиеся достоянием бедных, стали употребляться на дорогих лошадей, модные коляски, шелковые одежды, роскошь стола. Епископ должен был уметь вести себя в светском обществе, посещать народные собрания и бани, быть интересным собеседником, знать, с кем и как перекинуться словом. Таков именно был предшественник Златоуста и преемник Григория Назианзина — Нектарий. Человек, принадлежавший к сенаторскому сословию, бывший претор, Нектарий не думал отказываться от образа жизни, к которому привык по своему положению. Он любил пожить и охотно давал жить другим. За это он был любим клиром и обществом. Примеры роскоши наблюдаются не только в жизни столичных епископов господствующей Церкви, которые в свое оправдание могли бы сослаться на необходимость поддерживать связи с двором, но и в поведении епископов сектантских. Даже современный Златоусту новацианский епископ Сисинний, несмотря на более строгую дисциплину, свойственную его общине, "любил пышность и великолепие, роскошно одевался в белые одежды и два раза в день мылся в общественных банях, а когда кто-то спросил его, почему он, будучи епископом, моется дважды в день, то Сисинний, не лазивший за словом в карман, отвечал: "Потому, что в третий раз не успеваю". Лучшие епископы не могли, однако, помириться с новыми порядками и шли против общего течения. Для них успех христианства был связан не с внешним блеском, а с чистотой жизни представителей Церкви. "Я живу по старине", — говорил про себя Григорий Богослов. Но это не всем нравилось. Его порицали за то, что "не было у него ни богатого стола, ни соответствующей сану одежды, ни торжественных выходов, ни величавости в обхождении". "Не знал я, — продолжает с горечью святитель, что мне нужно входить в состязание с консулами, правителями областей и высшими военачальниками, которые не знают, куда расточать свои богатства, — что и мне, роскошествуя из достояния бедных, надо обременять свое чрево, необходимое употреблять на излишества, изрыгать на алтари. Не знал, что и мне надо ездить на отличных лошадях, блистательно выситься на колеснице, что и мне должны быть встречи, приемы с подобострастием и что все должны уступать мне дорогу и расступаться предо мной".

Св. Иоанн Златоуст шел по стопам Григория Богослова, сочинения которого были ему известны и оказали влияние на его пастырский идеал. Небольшого роста, изможденный болезнью и постоянными умственными занятиями, невзрачного вида, с обнаженным черепом, он уже по своей внешности не годился для пышного представительства. Тотчас по вступлении на Константинопольский престол, он резко изменил порядки, введенные любившим роскошь Нектарием. Потребовав к себе приходно-расходные книги эконома, он вычеркнул из них все излишние расходы по содержанию архиерейского дома. Всякие выдачи на ненужные постройки, сады, фонтаны, украшения комнат были запрещены. Чтобы ограничить еще более издержки из церковных сумм и чтобы сберечь время для деловых занятий, архиепископ отказался от всяких приемов и выездов, отклонял приглашения на обеды и заключил себя в своем епископском доме для трудов пастырского служения и добровольной бедности. В обществе это обстоятельство породило множество толков и сплетен. В своей личной жизни Златоуст ограничивался самым необходимым. Несмотря на слабость здоровья, поглощенный своими занятиями, он забывал иногда о пище до вечера. К обеду ему подавали немного удобоваримого мяса. Вина он обыкновенно не употреблял, но летом, в жаркую погоду, разбавляя его водой, пользовался этим напитком для прохлаждения. По требованию здоровья он часто брал ванну. От принятого порядка жизни он не отступал и в том случае, когда у него останавливался кто-нибудь из епископов, во множестве стекавшихся в столицу, хотя, вообще говоря, он не считал себя обязанным оказывать им гостеприимство, потому что благочестивые и богатые жители столицы охотно принимали их у себя. Епископу берийскому Акакию, посетившему святителя, последний предложил то, что обыкновенно самому ему подавалось к столу, но это до такой степени обидело гостя, что, выходя из архиерейского дома, он с угрозой сказал диакону: "Я еще сварю ему похлебку", и, действительно, впоследствии мы видим Акакия в числе врагов Златоуста.

Но святитель Иоанн пошел еще дальше в духе лучших представителей Церкви своего времени. Все вообще церковные имущества считались тогда достоянием бедных, и представители Церкви в моменты острой нужды не останавливались перед продажей церковных сосудов. Сократ и Созомен приводят трогательный рассказ о поступке Акакия, еп. Амиды. После удачной войны с персами во власти римских воинов оказалось семь тысяч персидских пленников, которых персы не могли выкупить, а воины не хотели освободить бесплатно. Между тем несчастные гибли от голода и дурного содержания. Видя это, Акакий собрал к себе клир и сказал: "Бог наш не имеет нужды ни в блюдах, ни в чашах… а так как Церковь от усердия прихожан приобрела много золотых и серебряных сосудов, то ценой их прилично выкупить у воинов пленных персов и доставить им пропитание". Клир согласился, сосуды были расплавлены, и драгоценный металл продан. За вырученные деньги пленники получили свободу и, снабженные всем необходимым, были отпущены домой.

Златоуст ставил пожертвования в пользу бедных гораздо выше приношений на украшение храма. Свой взгляд он высказал по поводу евангельского повествования о жене, возлившей многоценное миро на главу Спасителя (Мф. 26:6–7). По его мнению, ропот учеников был совершенно основателен и вполне соответствовал учению Господа. Но Христос принял женщину под Свою защиту лишь по Своему человеколюбию, ценя ее усердие, и чтобы показать ученикам, "что не нужно требовать с самого начала высоких дел от немощных людей". "Как прежде этого поступка Он не произнес бы Своего мнения, если бы кто спросил Его, так и после того, как жена совершила его, Он имеет в виду только то, чтобы она не была приведена в смущение порицанием учеников, так как после возлияния такое порицание было уже неуместно". "Так и ты, — делает отсюда вывод проповедник, — если увидишь, что кто-нибудь сделал и приносит священные сосуды или заботится о другом каком-нибудь украшении церковном, касающемся стен и пола, не позволяй продавать или истреблять то, что сделано, чтобы не ослабить его усердия. Если же кто прежде, чем сделать, скажет тебе о своем намерении, то вели раздать нищим". Согласно этому правилу поступал святитель и в своей жизни. Он продал в пользу бедных церковные сосуды, великолепные мраморы, которые были приготовлены его предшественником Нектарием для церкви св. Анастасии, и имущество, оставленное Церкви некоей Феклой по духовному завещанию. Так как жертвователи умерли, то св. Иоанн, не боясь уже ослабить их усердия, счел возможным дать их приношениям другое назначение, более соответствующее духу Евангелия. Но все это врагами епископа впоследствии было выставлено в качестве обвинения против него.

Средства, полученные путем сокращения расходов на содержание епископского дома и продажи церковных имуществ, Златоуст употребил на помощь бедным и на построение обширной странноприимницы, снабженной врачами, прислугой, всем необходимым и вверенной попечению двух надежных пресвитеров.

Не на физическую силу, не на обаяние богатства и пышности полагался св. Иоанн Златоуст. Он ясно видел, что для распространения и укрепления христианства нужно одно — нужно, чтобы исповедующие себя христианами на деле осуществляли учение, которое они сами превозносят на словах и которому, вообще, нельзя не удивляться. А так как содержание Евангелия состоит в проповеди любви, то только осуществление евангельской любви во взаимных отношениях верующих служит единственным надежным средством убедить мир в божественном происхождении и безусловной необходимости для человечества учения Христа. Не чудеса обращают неверных ко Христу, потому что они всегда допускают возможность подделки и сомнения в их подлинности, а чистота жизни, в действительности которой нельзя сомневаться и отрицать которую невозможно. Язычники давно уже осудили свое учение, видят его несостоятельность и на христианское учение смотрят с уважением. "Но их соблазняет то, что у христиан нет любви". "На словах философствовать легко, — многие из них это делали, но они требуют доказательства на деле". "Действительно, — продолжает Златоуст, — ничто столько не соблазняет, как порок, да и справедливо. Ведь когда язычник увидит, что тот, кому заповедано любить и врагов, лихоимствует, грабит, побуждает к вражде и обращается с одноплеменниками, как с дикими зверями, — он назовет наши слова пустыми бреднями. Когда увидит, что христианин трепещет смерти, — как примет слово о бессмертии? Когда увидит, что мы властолюбивы и раболепствуем другим страстям, — то еще более будет привержен к своему учению, не думая о нас ничего великого. Мы, истинно мы виноваты в том, что язычники остаются в заблуждении". Отсюда ясно, почему Златоуст был противником враждебного отношения и насильственных мер по отношению к язычникам и еретикам, почему он продавал церковные имущества в пользу бедных. Обращаться с ненавистью и мерами жестокого принуждения ко всем нехристианам, медлящим преклониться перед Христом вследствие отсутствия любви между Его учениками, не значит ли подливать масло в огонь, не значит ли питать их недоверие, не значит ли доказывать фактически недостаток христианской любви? Если храмы блещут золотом, мрамором и драгоценностями, а люди без пристанища умирают от голода, то не свидетельствует ли это о равнодушии и жестокости жертвователей? Вот почему далее Златоуст является таким пламенным почитателем апостола Павла. При одном упоминании этого имени он непременно делает отступление от предмета речи, чтобы восхвалить и прославить апостола, воспевшего гимн любви в человеческих отношениях. Но не это только, а и глубокий внутренний характер религиозного настроения апостола Павла, его борьба против всего внешнего, условного, временного в отношениях души человеческой к Богу находили для себя сочувственный отзвук в родственном сердце Златоуста. Чтобы убедиться в этом, нужно сравнить отношение святителя к двум проповедникам любви апостольского века — апостолам Иоанну и Павлу. Он преклоняется перед тайнами, которые возвещает любимый ученик Господа, перед его кротостью, но из того, как сравнительно редко и в каком тоне говорит он о нем, видно, что не сын Заведеев был его идеалом.

Теперь мы коснулись самого зерна личности Златоуста, того живительного ключа, из которого струились все его мысли, чувства, поступки. Своей целью он поставил оживить совесть верующих, магнетизмом своей личности и слова вызвать в каждом отдельном сердце то религиозно-нравственное одушевление, которое он носил в своей собственной душе, чтобы, опираясь на эту внутреннюю силу, провести в жизнь идеал евангельской любви. Посвящая раскрытию этой мысли свои дальнейшие строки, мы попытаемся ответить в них на два вопроса: какими средствами святитель надеялся оживить совесть своей паствы, этот центр и внутреннюю основу религиозно-нравственной жизни, и в каких определенных формах хотел он осуществить в обществе идеал христианской любви.

I. Для внутреннего возрождения общества Златоуст пользовался религиозно-нравственными влияниями, исходящими от Церкви. Сюда относится богослужение и тесно связанные с ним чтение Св. Писания и проповедь.

Богослужение Златоуст признавал одним из самых могучих средств воздействия на верующих и настаивал на том, чтобы его слушатели посещали церковь как можно чаще.

Как высоко ценил св. Иоанн Златоуст влияние молитвы и богослужения на душу человека, видно из его церковных мероприятий в Константинополе. Так как многие мужчины, занятые днем делами, не имели возможности посещать богослужение днем, то для них святитель ввел ночные богослужения, к огорчению духовенства, привыкшего дорожить своим ночным покоем. Эти богослужебные собрания, начинаясь с полуночи, были предназначены исключительно для мужчин. Таково же было значение введенных Златоустом процессий с крестами и светильниками в противовес процессиям и антифонам ариан, собиравшихся по субботам и воскресеньям у городских ворот.

Вся сумма впечатлений, получаемых человеком в Церкви, по учению Златоуста, производит обновляющее и возвышающее действие на его нравственное состояние. "Получив великую пользу и душевное утешение не только от поучения, но и от молитвы, и от отеческого благословения, и от общего собрания, и от многого другого, человек возвращается из церкви, принося домой бесчисленные блага". Но главным источником влияния в богослужении служит чтение Св. Писания и проповедь. Первое получало особенную важность потому, что дороговизна рукописей делала в то время Библию недоступной для бедных. Систематическое чтение Св. Писания в церкви могло заменить его домашнее употребление. Кто, говорит св. Иоанн в одной из своих проповедей, неопустительно посещает церковь и внимательно слушает, что в ней читают, тот уже в течение одного года может ознакомиться со всем Св. Писанием.

Но Св. Писание, чтобы стать руководством жизни, нуждается в истолковании и применении к конкретным обстоятельствам и отношениям, в которые поставлен человек. Отсюда необходимость проповеди, и она-то составляла настоящее величие Златоуста. Как древний пророк, он полагал свое жизненное призвание в том, чтобы быть глашатаем любви и правды, звучать над миром призывным колоколом, радуясь успехам и не смущаясь видимым бесплодием своих слов. "Я убедил душу свою, — говорит он, — чтобы, доколе буду дышать и Богу угодно будет продолжить мою настоящую жизнь, исполнять служение проповедника и делать повеленное, будет ли кто слушать меня или не будет слушать".

Чтобы иметь влияние, он приблизил себя к народу и умел сделать свою проповедь для всех понятной. Созомен рассказывает, что Златоуст имел обыкновение проповедовать не с епископской кафедры, а с амвона чтеца, ставившегося тогда в середине церкви, и это имеет символическое значение для всей его деятельности. Как бы нисходя с высоты своего иерархического положения, он смешивался с народом, опрощался, входил советником, обличителем и утешителем в его подавленную заботами, непониманием и страстями среду. Окруженный со всех сторон паствой, он зорко следил за тем впечатлением, которое производят его слова на слушателей, чтобы тотчас же рассеять возникшее недоразумение, развить свою мысль подробнее, ответить на недоумение, призвать к вниманию. Его беседы, записанные стенографически, позволяют видеть и наблюдать это постоянное взаимодействие, образующее как бы замкнутый ток между проповедником и паствой. При чтении их в сознании встают целые картины. Всякий раз чувствуешь, когда проповедник со своим призывом идет навстречу стремлениям своих слушателей и когда он борется со своей аудиторией. Позволим себе привести несколько примеров. В одной из бесед на кн. Бытия Златоуст развивает мысль о происхождении власти и вдруг, прерывая свою речь, обращается к слушателям: "Но воспряните духом и оставьте небрежность. Для чего говорю это? Мы излагаем вам Писание, а вы, отведши глаза от нас, устремляете их на лампады и на зажигающего лампады. Какая это небрежность — оставить нас, смотреть на это!.. И никто из вас, возлюбленные, не считай этого обличения тяжким: мы обличаем не по ненависти, а по желанию вам добра". Очень часто проповедника прерывал взрыв рукоплесканий. Если это было в середине проповеди, он иногда удерживал от этого своих восторженных почитателей. Так, в одной беседе читаем: "Вы рукоплещете? Но теперь не время рукоплесканий, а после можете и рукоплескать и подражать". Златоуст не был принципиальным противником этого способа одобрений. Правда, часто он говорит, что слушатели доставили бы ему больше утешения, если бы вместо рукоплесканий принимали его советы и осуществляли их в жизни, но в подобных случаях он не возражает против самого обычая. Конечно, не тщеславием была внушена такая нисходительность, а пользой дела. Бурные знаки одобрения указывали на то, что проповедь слушают с увлечением, что она оказывает свое действие, что, пользуясь благоприятным моментом, ее можно продолжить. Заканчивая одну из своих бесед, проповедник обратился к слушателям с просьбой, чтобы они, возвратясь домой, передали ее содержание домочадцам, не присутствовавшим в церкви, и таким образом к обычной вечерней трапезе присоединили трапезу духовную. На другой день он начинает свою проповедь словами: "Что же, предложили ли вы двоякую трапезу?" И отвечает на этот вопрос: "Знаю, что вы это сделали и вкусили не только той, но и этой трапезы… и это узнал я не от слуги вашего или домочадца, а от достовернейшего вестника. От кого же? Это — ваши рукоплескания сказанному, похвала преподанному. Когда я вчера сказал: "Пусть каждый из вас сделает дом свой церковью", вы громко воскликнули, выражая удовольствие по поводу этих слов. А кто с удовольствием слушает то, что говорят, тот обнаруживает готовность показать это на деле. Поэтому я сегодня еще с большим усердием приступаю к беседе". В другой беседе читаем: "Радуюсь и восхищаюсь, видя, что вы с удовольствием слушаете меня и своими рукоплесканиями показываете, что вы стараетесь расположить себя к примирению с врагами и привести в исполнение эту заповедь Господню". Приведем еще одну выдержку, показывающую, как искусно пользовался Златоуст настроением слушателей. Он описывает, что происходило во время проповеди о неосуждении ближних, произнесенной в предшествовавшее воскресенье. "Речь наша, — говорит он, — продлилась тогда долго, безмерно долго, как никогда еще не бывало, и многие ожидали, что от такой продолжительности слова погаснет в вас усердие к слушанию; но вышло противное: в вас еще больше разгоралось сердце, более воспламенялось усердие. Из чего же это видно? Из того, что рукоплескания под конец увеличились и восклицания усилились… Сначала собрание волновалось несильно; но когда речь простерлась далеко, обняла все части предмета и предложено было обильнейшее наставление, тогда-то именно и разгорелась в вас охота к слушанию, и стали раздаваться сильнейшие рукоплескания. Поэтому я тогда, хотя и располагал было сказать меньше, нежели сколько сказал, преступил однако ж обыкновенную меру; а лучше сказать, нисколько не преступил я меры, потому что количество учения привык я измерять не множеством слов, но расположением слушающих". Не буква и не внешние формы жизни были важны для св. Иоанна Златоуста, а внутреннее настроение и успех Евангелия… Но не одни только рукоплескания выражали настроение слушателей. Мы видим,как постепенно церковь умолкает, подавленная картинным описанием смертного часа, когда душа, вспоминая о своих прегрешениях, готова бывает покинуть тело, чтобы предстать перед страшным судилищем. В другой раз трогательное описание жертвоприношения Исаака исторгает у слушателей обильные слезы. То же самое происходит под влиянием слов проповедника о плаче Давида, услышавшего о погибели Саула, и тотчас же пастырь пользуется минутой размягчения сердец, чтобы непосредственно обратить возникшее чувство в моральный акт. "Вы растроганы теперь, заплакали, возмутились духом, и ваши глаза готовы проливать слезы? Вспомним же каждый теперь, пока еще сердце горит печалью, о своем враге и оскорбителе, береги его при жизни и оплакивай после смерти, — не на показ, а от души и от чистого сердца".

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10


Новости

Быстрый поиск

Группа вКонтакте: новости

Пока нет

Новости в Twitter и Facebook

  скачать рефераты              скачать рефераты

Новости

скачать рефераты

© 2010.