Реферат: В поисках истоков концепции самоактуализации
Все это говорит о вероятном влиянии знания древних на формирование основных принципов самоактуализации, но не может утверждать об исключительной причинности развития уникальной теории.
Эти же вопросы волновали и двигали вперед философскую мысль и в последующие периоды, порождая новые теории и оттачивая основные принципы получения философского знания.
Для римской культуры характерно стремление обогатиться лучшим из того, с чем сталкивается Рим, стремящийся к мировому господству. Логичным поэтому является то, что и римская философия формируется под решающим влиянием греческого, в частности эллинистического, философского мышления. В Риме развиваются три философских направления, которые сформировались уже в эллинистической Греции,- стоицизм, эпикуреизм и скептицизм. Наибольшее распространение как в республиканском, так и позже в императорском Риме получил стоицизм. Возможно, стоическая философия лучше всего отражает развивающийся кризис духовной жизни общества, который явился следствием экономического и политического разложения. Именно стоическая этика наиболее адекватно отражает «свое время». Это этика «сознательного отказа», сознательного смирения с судьбой. Она отводит внимание от внешнего мира, от общества к внутреннему миру человека. Лишь внутри себя человек может найти главную и единственную опору.
Наиболее видным представителем римского стоицизма (новой стои) был Сенека.
Смысл жизни Сенека видит в достижении абсолютного душевного спокойствия [14]. Одной из основных предпосылок этого является преодоление страха перед смертью. Этой проблематике он отводит весьма много места в своих трудах. В этике он продолжает линию старой стои, подчеркивая понятие человека как индивида, стремящегося к совершенствованию в добродетелях.
Жизнь, в которой человек все или подавляющую часть своих усилий посвящает собственному совершенствованию, жизнь, в которой он избегает участия в общественных делах и политической деятельности, является, согласно Сенеке, наиболее достойной. «Лучше искать укрытия в тихой пристани, чем быть добровольно бросаемым туда-сюда всю жизнь. Подумай, скольким ударам волн ты уже подвергался, сколько бурь пронеслось в твоей частной жизни, сколько их ты бессознательно вызвал на себя в публичной жизни! Не имею в виду, чтобы ты топил свои дни во сне и в наслаждениях. Это я не называю полноценной жизнью. Стремись найти задачи более важные, чем те, которыми ты до сих пор занимался, и верь, что важнее знать счет собственной жизни, чем общего блага, о котором ты пекся до сих пор! Если будешь так жить, ждет тебя общение с мудрыми мужами, прекрасное искусство, любовь и свершение блага; осознание того, как хорошо жить и однажды хорошо умереть» [14]. Его этические воззрения пропитаны индивидуализмом, который является реакцией на бурную политическую жизнь в Риме.
Средневековая философия представляет собой тот длительный отрезок в истории европейской философии, который непосредственно связан с христианской религией. Процесс отвержения и принятия античной философии проходит во всей истории христианской философии, имеет различные фазы и формы. Его первоначальная фаза реализуется в период так называемой патристики, которую можно разделить на два этапа. На первом были заложены основы христианских догматов, а для второго этапа патристики характерна разработка догматики и философии, в частности в творчестве Августина.
Учение Августина стало определяющим духовным фактором средневекового мышления, оказало влияние на всю христианскую Западную Европу. Он и его последователи в религиозной философии считали познание бога и божественной любви единственной целью, единственной полной смысла ценностью человеческого духа. Направленность к богу для человека естественна, и единственно через соединение с ним человек может достичь счастья. Основой духовной жизни является воля, но не разум. Это утверждение основано на том, что сущность каждой вещи проявляется в ее активности, но не в пассивности. Сущностью духа является свободная воля.
Августин, в согласии с эллинистической философией, полагал, что целью и смыслом, человеческой жизни является счастье. Счастья можно достигнуть в едином - в боге. Достижение человеческого счастья предполагает, прежде всего, познание бога и испытание души.
Сознание человека, его душа являются устойчивым пунктом в постоянно меняющемся, неспокойном мире. Когда человек погрузится в познание своей души, он найдет там содержание, которое не зависит от окружающего мира. Это лишь видимость, что люди черпают свои знания из окружающего мира, в действительности они находят их в глубинах собственного духа [9].
Августин утверждал единство веры и познания. «Разумей, чтобы мог верить, верь, чтобы разуметь» [5].
Задачей христианской философии в последующий период было не исследование действительности, а поиски рациональных путей истинности доказательства всего того, что провозглашала вера. Отсюда и название - схоластика. Философия не была свободной, она зависела от церкви.
Гуманизм Данте Алигьери. Ф. Энгельс характеризовал его как колоссальную фигуру, как последнего поэта средневековья и вместе с тем первого поэта Нового времени [11]. Он антиаскетичен, он полон веры в силы человека. Человек сам ответствен за свое благо, решающим здесь являются его личные качества, но ни в коем случае не богатство или унаследованное положение. Концепция Данте содержит много наивных и схоластических аргументов, но она сильна своей основополагающей идеей: все человеческое должно быть подчинено человеческому разуму.
Оживлению платонизма в Италии способствовал прежде всего поздний византийский неоплатоник Георгиос Гемистос, который из уважения к Платону принял имя Плетон. Мир в своем гармоническом единстве прекрасен, в этом состоит его божественность. Призвание человека — быть «средним звеном», соединением этой гармоничности. И человек является «божественным», если он реализует в себе и в отношении к природе, к миру эту красоту гармонии — это и есть путь его нравственного совершенствования [4].
Пьетро Помпонацци как представитель ренессансного аристотелизма утверждал, что преимуществом человека является не достижение бессмертия, как учат средневековая этика, философия и теология, но возможность достижения счастья и блаженства на основе рационального познания, что является целью и смыслом существования рода человеческого вообще.
Реформаторское движение в лице Мартина Лютера выражало точку зрения, согласно которой дело освобождения находится в руках каждого человека. Лютер, однако, не покидает религиозную почву [12]. Наоборот, он подчеркивает чувство вины и греха, а с ними и всю беспомощность индивида, который сам стоит перед богом с просьбой об искуплении.
Этическое учение Монтеня выдвигает гуманистический идеал яркой, любвеобильной, умеренной добродетели, но при этом достаточно мужественной, непримиримой к злобе, страху и унижениям. Такая «добродетель» соответствует природе, исходит из познания естественных условий жизни человека. Этика Монтеня является полностью земной; аскеза, согласно его взглядам, бессмысленна. Он свободен от предрассудков. Монтень отстаивает идею независимости и самостоятельности человеческой личности. Он осуждает безразличие, подлость и подобострастие, которые душат самостоятельное, свободное мышление человека. Гуманизм Монтеня также имеет натуралистический характер: человек является частью природы, в своей жизни он должен руководствоваться тем, чему его учит природа-мать. Философия должна выступать в роли наставницы, вести к правильной, естественной, доброй жизни, а не быть совокупностью мертвых догм, принципов, авторитарных проповедей.
В период философии природы человек открывает новые горизонты, приходит к убеждению в возможности своего прочного, творческого и свободного закрепления в этом мире, верит, что он способен познать естественный характер мира и самого себя в нем. Идея незаменимой ценности и достоинства человека, идеалы свободы являются духовным климатом. Джордано Бруно делает упор на том, что основой твердого и истинного знания должно быть сомнение, однако не в его абсолютизированном значении, не в виде скепсиса. Этика Бруно призывает к борьбе за благородные цели, за добро, которое неограниченно реализуется во вселенной (Единое и есть добро) [6]. Однако борьба за возвышенные цели требует жертв. Человек в этом устремлении должен преодолевать страх личной гибели, уничтожения. Истинным мерилом нравственности является деятельность, земные цели человека. Он отвергает пассивный аскетизм религиозной веры, выступает и против пассивного гедонизма. Человеческая деятельность должна быть возвышенной, устремленной к бесконечности, частью которой является он сам. Человек должен познавать вселенную и в соответствии с этим реализовать самого себя.
Философия рационализма продолжает свое развитие в идеях Бенедикта (Баруха) Спинозы. Поведение человека находится под влиянием, инстинкта самосохранения и вытекающих из него аффектов, основными из которых являются радость, печаль и влечение. До тех пор, пока человек им подчиняется, он несвободен. Проблема человеческой свободы состоит в освобождении от их влияния. Это предполагает ясное и точное познание. Так Спиноза приходит к пониманию свободы как познанной необходимости.
Готфрид Вильгельм Лейбниц представляет определенное завершение европейского философского рационализма. К вопросам саморазвития Лейбниц подходит со стороны развития вообще, придавая ему универсальный характер. Человек представляет собой такую совокупность «монад» (простая, неделимая субстанция.), в которой организующую роль играют монады, наделенные сознанием. Образование совокупностей монад не является случайным. Оно определено «предустановленной гармонией». При этом, однако, в каждой из монад потенциально заключена возможность развития.
Несомненно, виднейшим мыслителем французского Просвещения является Франсуа Мари Аруэ Вольтер. При всей убежденности в свободе человеческой воли, Вольтер ее лимитирует, но тем самым, отодвигая другие границы. Человек, отвергающий всеобщую закономерность, индетерминистски понимающий свободу воли, слишком бы отклонился от порядка целесообразно устроенного мира, и поэтому Вольтер ограничивает свободу человеческой воли определяющим принципом этого мирового порядка.
Немецкая классическая философия по целому ряду моментов представляет собой вершину философского развития, которая в то время могла быть достигнута. Иоганн Готфрид Гердер основывался на идее, что человечество в своем развитии закономерно приходит к гуманизму, т. е. к автономному использованию сил, которые даны человечеству для совершенствования разума и нравов и позитивного влияния индивидов друг на друга. Человек, несомненно, «наивысшая возможность земного устройства», он стоит на пограничье двух царств — царства природы и царства «гуманности» [9], т. е. использования собственных сил, совершенствования разума и нравственности. «Гуманность», однако, заложена в природе. Содержание «гуманности» составляет способность к сочувствию страданиям других созданий, которой человек наделен в наибольшей мере, стремление к познанию бога — этой «связи всех вещей», «первой и единственной причины всех творений». Естественное, природное содержание «гуманности» является лишь вкладкой, лишь «бутоном будущего цветка», развитие которого зависит от человека и составляет содержание истории. История человека является, таким образом, продолжением природы.
Кант выводит человеческую способность автономно определить свою волю из того, что человек — это существо, которое преобразовало свои естественные стремления. Вместе с другими немецкими философами Кант выступает против истолкования человека как пассивного создания природы или общества и видит в нем скорее субъект автономного поведения и собственного самосовершенствования. Кант основным проявлением свободы считает самоограничение собственного произвола, уважение к свободе остальных. Как известно, Руссо, которого так уважал Кант, разрешил вопрос возможности свободы в обществе тем, что включил в автономную мотивацию поведения индивида уважение к другим равным ему существам.
К характерным чертам моральной теории Канта относится то, что он рассматривает этическую проблему независимо от теологических предпосылок. «Мораль коренится в понятии человека как... существа, которое своим разумом связано с необусловленными законами. Человек поэтому не нуждается ни в коем случае... в религии, но он полностью самодостаточен благодаря чистому практическому разуму». В другом месте он опять провозглашает, что философскую этику нельзя «повесить... на ничто на небе...» [9].
Поведение человека согласно нравственному закону мотивируется тем, что другие, относительно которых я действую, проявляют такую же автономию, как и я, или что они являются целями в себе, но ни в коем случае не средствами для деятельности кого-то другого. Поэтому формула категорического императива, которая предписывает содержание морального поведения, звучит так: «...поступай так, чтобы использовать человека для себя так же, как и для другого, всегда как цель и никогда лишь как средство» [4].
Моральный закон Канта имеет несколько формулировок, одна из них предписывает форму нравственного поведения и звучит так: «Поступай так, чтобы максима твоего поведения на основе твоей воли могла стать общим естественным законом». Если есть сомнения относительно того, не находится ли поведение на основе определенного намерения в противоречии с нравственным законом, то достаточно произвести обобщение нашего намерения в эту общую формулу. Если наше намерение не сможет быть возведено в «закон», то мы должны от соответствующего поведения отказаться.
Таким образом, нравственное поведение, по Канту, характерно тем, что оно, с одной стороны, согласно закону, с другой — его мотивацией является достоинство человека. Нравственный закон — это закон внеэмпирический, ибо он не возникает в результате обобщения человеческого поведения.
Исходным пунктом философии Фихте является тезис об автономности Я. Фихте пришел к пониманию того, что наше осознание существования внешнего мира обусловлено осознанием своих восприятий как независимых от нашей воли и сопровождаемых «ощущением необходимости». «Откуда взялась система представлений, сопровождаемых ощущением необходимости?» — спрашивает Фихте и отвечает, что их источником является не «вещь в себе», но «действие интеллекта» [9].
Самосознание, которое возникает из биологического опыта, достигается «рефлектированием» побуждения благодаря тому, что побуждение осознается как мое. Благодаря осознанию побуждение перестает быть слепым и природа лишается своих исключительных прав на мое Я, которое было до сих пор лишь пассивным зеркалом инстинктивного поведения. «Природа же не действует, действует лишь свободное существо», говорит Фихте. Преодоление инстинктивного образа жизни, которое Фихте объясняет как осознание инстинкта побуждения, представляет собой «скачок» из природной необходимости в человеческий мир [6].
Будучи осознанным, побуждение перестает быть слепым и попадает под правомочие самосознания. Пусть я как-либо действую, в начале моего действия стоит свободное решение, хотя бы оно и не состояло ни в чем ином, кроме одобрения чувственного желания. В содержании поведения это не должно ничего изменять: так, если животное действует ради поживы, ради поживы может действовать и человек, но, однако, он действует свободно, потому что действует осознанно и по правомочию своей воли. Однако эта свобода, которая достигается вместе с сознанием, является свободой лишь в формальном смысле. Пока человек стремится лишь за поживой, он зависит от данного чувственного объекта — предмета вожделения. Поведение происходит с ведома его воли, но следствием поведения является подтверждение несамостоятельности человека и зависимости от природы, его привязанности к объектам природы.
Из этого Фихте выводит, что моральная задача человечества — это преобразование природы и общества. Человек должен сделать природу и общество идентичными с собою, со своим внутренним естеством самосознающего существа, которое способно преодолеть условия своих побуждений, инстинктов. По своему внутреннему характеру человек является «сам себе целью, должен определять сам себя и не позволять определять себя ничем внешним».
Поскольку речь идет об отношении к природе, нравственной задачей человека, по Фихте, является уничтожение изначальной природной определенности предметов и приспособление к ним так, чтобы в них стало наглядно видно, что они представляют собой его зеркальный образ, что на них он оставляет свой «след». Только таким способом он может избежать гибели — удела каждого смертного существа. Из текста Фихте излучается пафос действия, переходящего границы человеческого индивида и продолжающегося в следующих поколениях: «Все, что было когда-либо среди людей великое, мудрое и благородное,— эти благочинные человеческие поколения, которых имена чтутся в мировой истории, и те многочисленные мужи, заслуги которых лишь известны, но не имена — все они работали для меня... Могу продолжать оттуда, где они должны были остановиться, могу дальше строить этот возвышенный храм, который они должны были оставить незаконченным. Мне может кто-то сказать: «Будешь, однако, должен остановиться, как и они». Это наиболее возвышенная идея из всего. Если я перенимаю их возвышенную задачу, то никогда ее не закончу, но могу так же... никогда не прекратить действовать, никогда не перестать быть. То, что мы называем смертью, не должно прерывать мое дело, ибо оно должно быть завершено, но не может быть завершено в определенное время, тем самым мое бытие не определено во времени, а я вечен. Тем, что я перенял эту великую задачу, я обрел вечность. Я смело поднимаю голову к грозным скалистым горам, к бешеному потоку вод, к бурным тучам, плывущим в огненном море, и кричу: «Я вечен и противлюсь вашей силе. Пусть на меня обрушится все, а ты, земля, и ты, небо, смешаетесь в сумасшедшем хаосе, вы, стихии, воспеньтесь бешенством и раздерите в лютой битве последнюю пылинку тела, которое я называю своим, — моя воля, самоединая со своим определенным планом, будет смело и хладно возноситься над руинами юдоли мира, ибо я понял свое призвание, а это более долговечно, чем вы. Оно вечно, и я также вечен»» [9].
Фихте понимает сознание как динамическое образование, в котором чувства, восприятие и образотворчество понимаются как низшая ступень реализации основной тенденции к рефлексии самого себя или самосознания. С этой точки зрения не имеет значения, понимаются ли чувства и восприятие как зависимые от внешней реальности, но имеет значение то, что Я в своем развитии к саморефлексии не может на них остановиться, что оно должно их преодолеть в самосознании. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что Фихте понимает развитие сознания в неустанном взаимодействии с не-Я, т. е. со сферой внешнего опыта. Фихте оказал влияние на развитие философии «активной стороны», т. е. на развитие рефлексии практических отношений Я с внешней реальностью. Преодоление границ чисто теоретического познания, которое у Канта ограничено рефлексией нравственного поведения, у Фихте распространено на рефлексию инстинкта и труда.
Шеллинг, развивая идею Фихте о феномене самосознания, приходит к выводу о социальной природе самосознания и сознания о мире. Посредством воздействия людей на внешний мир осуществляется и воздействие людей друг на друга. Человек, который пробуждается к сознанию благодаря автономной деятельности относительно внешнего мира, впал бы в бессознательное состояние, если бы не было воздействия других интеллектов на этот мир, а тем самым и на него: «...непрекращающееся взаимодействие разумных существ» является «необходимым условием сознания».
Второй тезис Шеллинга касается того, что вызывает трансформацию нашей автономно мотивированной деятельности в общую закономерность, которая стоит за объективным ходом истории. В человеческом поведении содержится некая двойственность потому, что люди действуют на основе своей личной мотивации, и в то же время их действия становятся частью высшего намерения, «простирающегося как ткань, сотканная неизвестной рукой в свободной игре произвола истории» [4].
Гегель также исходит из взаимодействия индивидуальной автономной активности и некой высшей предопределенности. Развитие «мирового духа» проходит не автоматически, оно не может обойтись без практического участия людей, без «человеческой активности вообще». Человеческая активность, мотивированная разобщенными эгоистическими потребностями, интересами, даже страстями индивидов, образует, по Гегелю, единственное адекватное средство, или инструмент, посредством которого история реализует свою внутреннюю наиболее желаемую цель: «Неизмеримая масса желаний, интересов и деятельностей является орудием и средством, при помощи которого мировой дух осуществляет свою цель, которая возвышает его к осознанию и реализует его» [3].
Далее Гегель развивает диалектическую концепцию так называемого коварства разума, которая исходит из идеи шеллинговской «бессознательной» деятельности. Исторический прогресс невозможен без упорного труда и борьбы, поэтому можно сказать, что «мировая история не является юдолью счастья». Однако сам дух не может ни работать, ни воевать и поэтому позволяет действовать за себя человеку. Преследуя свои частные интересы, люди делают гораздо больше, чем они задумали. Не осознавая этого, они реализуют закономерности истории, толкая ход истории вперед.
Реализуя историю, меняя природу, человек создает себя. У Маркса природа служит «великой мастерской» для человека. Человек вынужден постоянно и непрерывно создавать себе возможности для жизнеобеспечения и тем самым опредмечивать самого себя, практически реализовывать свои потенции в предметном мире. Одно нельзя оторвать от другого: создавая предметы, преодолевая внешние обстоятельства или приспосабливаясь к ним, производя, реализуя в предметной среде свою сущность, человек одновременно изменяет самого себя. Нет человеческого праксиса без самоизменения человека это важнейшая характеристика праксиса как субстанции в Марксовой философии. Или, иначе говоря, праксис у Маркса можно понимать по аналогии с гегелевской субстанцией-субъектом (некое порождающее и независимое начало, которое само себя одухотворяет в ходе собственной порождающей деятельности).
У Шопенгауэра появляется новый философский мотив, что у жизни цели нет вообще, что она бездушное движение, лишенное цели. Воля – слепой импульс, поскольку этот импульс действует без цели, то никакого успокоения найти невозможно. Это приводит к тому, что человека постоянно мучает чувство неудовлетворенности. Поэтому жизнь сумма мелких забот, а само счастье человека – недостижимо. Человек сгибается под тяжестью жизненных нужд, он постоянно живет под угрозой смерти и страшится ее. Нужно укрощать волю, не увеличивать количество зла. Только искусство и мораль способны формировать чувство сострадания, а точнее - создавать иллюзию преодоления эгоизма. Сострадание – тождество с другим, открывающее человеку страдание другого человека.
Ницше ввел понятие нигилизм – высшие ценности теряют свою ценность. Постепенно возникает осознание того, что в мире нет некой «цели», достижением которой озабочен весь мир, в мире нет «единства», нет истины. Радикальный нигилизм, нигилизм «сильных» - это путь абсолютного авторства – создание новой морали, нового человека. Переоценка ценностей предполагает переход от любви к ближнему к любви к «дальнему». Любовь к «дальнему» - это любовь творческая, это не смягчение текущих проявлений зла, а изменение самих принципов жизни. Эта любовь принимает форму борьбы с людьми сегодняшними, любовь сопровождается презрением, отчуждением ближнего. Это любовь к «идее» человека, к человеку, каким он может быть. В программу «переоценки» входит и пересмотр человеческого счастья. Человек не обязан быть счастливым, он обязан быть свободным. Имморализм, это отрицание не морали, это повышение ответственности человека за самого себя и за все человечество.
Ницше понимает жизнь как слепое иррациональное начало мира, слитое с «волей к власти». Человек, ставший господином природы, господином своей собственной дикости представляет колоссальное количество власти. «Жизнь только средство к чему-то: она есть выражение форм роста власти». Жизнь для Ницше находится между природой и культурой. Жить – это значит быть иным, нежели природа, не подчинятся ни природной, ни человеческой необходимости. Жизнь как реализация человеком «воли к власти» - это сфера творения смысла, это сверхжизнь, лишенная нормативности. Идеал у Ницше – деспот художник [7].
Согласно Сартру, никакая объективная обстановка не может лишить человека неотъемлемой от него свободы. Свобода сохраняется в любой обстановке и выражается в возможности выбирать - выбирать не реальные возможности, а свое отношение к данной ситуации. Объективная ситуация, по Сартру, не сама по себе ограничивает или подавляет нашу свободу, а лишь в той мере, в какой мы испытываем ее как ограничение, относимся к ней как к препятствию. «Все барьеры, все кордоны рушатся, - пишет Сартр, - уничтожаемые сознанием моей свободы» [7].
В основе нравственности, как ее понимает Сартр, лежит свободное волеизъявление личности. Человек, по Сартру, - единственный источник, критерий и цель нравственности. Не общество, не человек вообще, а каждый отдельный человек, «Я». При этом речь идет не только о личной нравственной ответственности, но о личности как мере нравственности. Особое внимание Сартр уделил проблеме свободы воли, в трактовке которой он проявил максимализм, считая, что каждый человек, обладая свободой воли, несет ответственность за все, что творится в мире. Человек, впадающий в апатию, убивает мир. Только если человек отважится на бунт мир оживает в акте самоутверждения.
От личной нравственной ответственности не могут спасти ссылки на внешние обстоятельства. Человек постоянно строит сам себя вплоть до мельчайших деталей. Человеку ничего не дано, он сам должен строить свой универсум. Сартр отдает судьбу человека в его собственные руки. «Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет».
Для Гадамера на первый план выходит человеческая активность другой модальности. Осознание себя как части некоего целого и принятие этой диалектики своего существования. Восприятие свободы, прежде всего, как способности осознавать законы бытия.
Развивая идеи Дильтея, Гуссерля, Хайдеггера, Гадамер соотносит их с истоками человеческой жизни, с самой человеческой сущностью. Можно по-разному отличать человека от животных, рассуждает Гадамер, но сам человек выделяет себя из животного мира главным образом благодаря «свободному выбору» [2]. Но, едва зафиксировав это качество, человеческой сущности, о котором издревле размышляли философы, Гадамер истолковывает его нетрадиционно. С самого начала расшифровывает свободный выбор через понятие сложного духовного комплекса «преднастроенности» по отношению к любому предмету, делу, явлению, человеку, о которых мы выносим какое бы то ни было суждение. Аналогичным образом обстоит дело с «пред-пониманием». Еще до того, как человек рационально, рефлективно, более или менее отчетливо понимает что-то, он - часто незаметно для себя - именно истолковывает подлежащее пониманию, придает понимаемому совершенно особый смысл [2]. Благодаря этим понятиям свобода сразу предстает в диалектическом единстве с не-свободой.
Гадамер считал все это важным не только для обычного, повседневного человеческого сознания, для коммуникации индивидов, но и для культуры. Только понимая взаимосвязи и основу своей включенности в общее существование, в культурный и исторический процесс, человек в полной мере осуществляет саморазвитие.
Фрейду часто приписывается гедонизм, но в действительности он рассматривал человеческую жизнь, скорее, как юдоль страдания. Мир устроен не так, чтобы удовлетворять наши заветные желания. Наслаждения кратковременны и мимолетны, страдания, напротив, постоянны, поскольку наша плоть подвержена болезни и смерти, сталкивается с враждебным миром. Помимо неумолимой природы, нам приходится страдать и от организации общества, от других людей. Рассмотрев в работе «Недовольство культурой» все формы человеческой борьбы за счастье, Фрейд приходит к неутешительному выводу: со страданиями нужно смириться. Ни бегство от мира, ни религия не дают нам спасения от страданий. Самым лучшим средством он считал научное познание и труд на благо самому себе и другим людям. Он рекомендовал следовать мудрому совету Вольтера: «Возделывать свой сад», ибо труд, как говорится в «Кандиде», «гонит от нас три несчастья: скуку, порок и нужду».
Франкл, со свойственной его подходу терпимостью, не отвергает Фрейда, но с благодарностью опирается на его вклад. Тут мы встречаемся с центральной темой экзистенциализма: жить - это страдать; выжить - это найти смысл в страдании. Если вообще есть в жизни назначение, то должно быть назначение и в страдании, и в смерти. Но ни один человек не может получить готовый ответ, в чем назначение его жизни. Каждый сам должен найти его для себя и принять на себя ответственность за его выполнение. Если ему это удается, он будет продолжать расти как личность, несмотря на все унижения. Франкл любит цитировать Ницше: «Тот, кто знает, зачем жить, может вынести почти любое…» [15].
Таким образом, рассмотрев лишь малую часть идей прошлого о великом призвании, о смысле и развитии, о свободе и ответственности, о порыве воли и стремлении, мы видим, как на всем протяжении истории человеческой мысли существовали и развивались основные идеи элементы концепции самоактуализации, которые так органично сотканные, дополненные Абрахамом Маслоу и организовали яркую теорию.
Заключение
Проведенный анализ позволил сопоставить философские тезисы самобытной теории самоактуализации личности с идеями философов прошлого, которых, так или иначе, волновали сходные вопросы. Проблемы, которые затрагивает рассматриваемая теория, находили решения во все времена, расширяя и уточняя знание о человеке. Структурируя это знание, занимая ту или иную сторону в антагонистических позициях, Абрахам Малоу создал относительно законченную концепцию, на которую он смог в дальнейшем опираться, развивая теорию и занимаясь практикой.
Созданная в процессе анализа картина, надеюсь, позволит увидеть систему идей «высокого» саморазвития не ограниченную в пространстве и времени, а в живом взаимоотношении с историей и культурой.
Библиография
1. Аристотель. О небе. Собр.соч. в 4-х т.т. - М.: Мысль, 1981. Т.3
2. Гадамер Г.Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики- М.: Прогресс, 1993.
3. Гегель. Соч. Т. VIII, С. 24
4. История философии: Учебник для вузов. Под ред. В. В. Васильева, А. А. Кротова, Д. В. Бугая. 2-е изд. М.: Академический проект, 2008. — 783 с.
5. История философии: Запад — Россия — Восток: Учебник для студентов вузов. — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина. Кн. 1. Философия древности и средневековья. — 2000. — 480 с.
6. История философии: Запад — Россия — Восток: Учебник для студентов вузов. — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина. Кн. 2. Философия XV—XIX вв. — 1998. 560 с.
7. История философии: Запад — Россия — Восток: Учебник для студентов вузов. — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина. Кн. 3. Философия XIX—XX вв. — 1998. 448 с.
8. История философии: Запад — Россия — Восток: Учебник для студентов вузов. — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина. Кн. 4. Философия XX века / Вступ. ст. Н. В. Мотрошиловой. — 1999. — 448 с.
9. История философии в кратком изложении. Пер. с чеш. И. И. Богута.-М.: Мысль, 1995- 590 с.
10. Кемеров В.Е. Введение в социальную философию. - М.: Аспект Пресс, 1996.
11. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 22, С. 382
12. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1, С. 422
13. Платон. Тимей Собр. соч. в 4-х т.т. - М.: Мысль, 1990. Т.3
14. Сенека. О краткости жизни. – М.: Мысль, 1981, 167 С.
15. Франкл В. Человек в поисках смысла. - М.: Прогресс, 1990.
16. Maslow A. Self-actualizing and Beyond. – In: Challenges of Humanistic Psychology. N. Y., 1967.
17. Смирнова Н.В. Встреча миров Аристотеля и Платона, Или трансформации и парадоксы современного образования.
http://www.uprav.biz/materials/philisofy/view/1880.html?next=1
