Реферат: Семья у селькупов

В реальной жизни процесс трансформации братской семьи шел постепенно, в чем наряду с причинами экономического характера определенную роль играли консервативные традиционные представления о структуре семьи, тормозившие ее развитие.

Сравнительно быстрая смена архаической семейной общины преобладанием семейных отношений обусловлена резко возросшей в XIX в. товарностью селькупского хозяйства (в основном – промысла пушного зверя). Значение товарного промысла обеспечивалось не только спросом на меха, но и тем, что в это время у селькупов появилось огнестрельное оружие, резко повысившее эффективность промысла.

Резкое повышение значения охотничьего, индивидуального по характеру, промысла, обеспечивающего товарную продукцию хозяйства, способствовало выявлению личной доли участия каждого добытчика.

ГЛАВА III. ФОРМЫ БРАКА

Формы кольцевой связи

Форму брака можно определить как традицию, регламентирующую осуществление брачного права индивида. Эта традиция может включать в себя два уровня реализации:

1) порядок заключения брака, связанный, например, с принадлежностью к определенной общности (роду, группе)

2) фактическая возможность, связанная в зависимости от уровня развития общества с уплатой калыма, отработкой и т.д.

Порядок заключения брака у селькупов рассматривался в работах Е.Д. Прокопьевой и Г.И. Пелих. Е.Д. Прокопьева, полагавшая, что селькупам присуща дуально-фратриальная организация, поддерживала тезис Г.Н. Прокопьева о делении селькупов на две экзогамные фратрии: Лимбель-пеляк и Хозыль-пеляк ( Орла-половинка и Кедровки-половинка ). Браки селькупов заключались, по ее мнению, между представителями двух фратрий, причем она сочла возможным выделить « пары таких родов, откуда предпочтительно брали жен».

Г.И. Пелих на основании метрических книг и селькупской терминологии родства убедительно доказала, что еще в XIX в. у них действовали при заключении браков формы кольцевой связи. Каждое из племен распадалось на три экзогамные брачные группы (класса) – тамдер. При этом «мужчины группы А женились только на женщинах группы Б, те в свою очередь, женились только на женщинах из группы В мужчины из группы В женились на женщинах из группы А … Селькуп, вступивший в брак вне своего племени, уже выпадал из норм кольцевой связи».

В устной традиции северных селькупов (как баишенских, так и тазовских) существуют отчетливые представления о былой трехчленной структуре общества. Во-вторых, традиция связывает бытование этой триады еще со временем заселения северными селькупами мест их нынешнего обитания, т.е. с концом XVI- началом XVII в.

Как видим, трехчленность выступает в качестве основополагающего принципа структуры общества не только у Нарымских, но и северных селькупов. Брачные связи между представителями групп, родов, являющихся элементами трехчленной структуры, должны были заключаться по правилам кольцевой связи – иные отношения в триаде попросту невозможны.

В XIX – начале XX в. существовали лишь реликты такого порядка заключения брака. Даже у нарымских селькупов, остававшихся достаточно компактными группами на местах традиционного обитания, фиксируется от 29 до 67 ℅ исключений из правил кольцевой связи. У северных селькупов обычным делом были даже браки с однофамильцами.

Переходя к собственно формам брака, т.е. к условиям, выполнение которых реально гарантирует осуществление брачного права индивида, заметим, что эти условия рассматриваются применительно к XIX – началу XX в. Однако у селькупов в различное время были зафиксированы следы более древних форм брачных отношений. Речь идет о пережитках явления, известного в этнографии как групповой брак.

Многоженство и многомужество

Начиная с XVII в. исследователи и путешественники неоднократно отмечали у селькупов факты наличия у одного лица нескольких брачных партнеров. Николай Спафарий писал, что у "нарымских и кетских остяков жен…множество, сколько хотят, столько и держат". В архивных материалах первой половины XIX в. отмечается (по поводу северных селькупов), что «остякам дозволено многоженство». Имеется свидетельство: «Старик был один, пожилой… имел три жены. Одна чай готовит, одна с оленями сидит, а третья с ним охотится».

Многоженство, как и многомужество характерны и для многих персонажей селькупского фольклора. В одной из записанных в прошлом веке селькупских сказок идет речь о дочери князя, которая «лежит при последнем издыхании». Князь говорит [герою]: «Вылечи мою младшую дочь и возьми её себе второй женой».

Авторам XIX – начала XX в. бросалась в глаза ещё одна специфическая особенность селькупов – их «ветреность». П. Третьяков по этому поводу писал: «Женщины их также ветрены, как и мужчины».

Материалы, относящиеся к началу XX в., говорят о том, что открытые проявления супружеской неверности (со стороны женщины) уже осуждались общественным мнением и жестоко наказывались. Один из нарымских селькупов вспоминает: «Например, жена от мужа живет нечестно, а «комиссия» назначает отпороть бичом до 30–40 ударов. Наказывали женщину, её раздевали донага, и кто нечестно поступил, того мужика заставляли бить. Если он её жалел, то того лупить. Лупил сам судья…».

Снисходительно относились селькупы и к добрачным связям молодых людей. Не составляла особого прецедента и беременность незамужней. «Если девушка забеременела, – писал П. Третьяков, – то родители не обвиняют её, но, рассказывая о таком событии родовичам, отыскивают соблазнителя и заставляют его жениться на обольщенной девушке или заплатить калым. Последнее кажется для родителей важнее самой чести и замужества их дочери».

Реальная брачная практика селькупов в XIX – начале XX в. характеризовалась преобладанием моногамных норм. Полигиния (многоженство) хотя и не преследовалась обществом, но и не получила сколько-нибудь широкого распространения (заметим, что селькупское общество не располагало для этого и человеческими ресурсами – количество репродуктивного возраста было постоянно на 8 – 10 % меньше числа мужчин).

Брак с уплатой калыма

Основной формой брака у селькупов того времени являлся брак с уплатой калыма (uten). Не случайно именно это, прежде всего, бросалось в глаза авторам XIX в. «Брак есть у них чистая покупка жены», – писал М.Ф. Кривошапкин о северных селькупах.

Размер платы за невесту (как и сам выбор девушки) зависел не только от её личных достоинств, но и от социально-имущественного положения её семьи: «Раньше кто плохо живет, ему [невесту] не отдавали. Кто хорошо живет, отдавали за тех, кто живет хорошо». Наименьший калым уплачивали за сирот, оставшихся без родных.

Кроме калыма семье невесты обязательно подносились подарки, состоящие обычно из «мануфактуры» (отрезов бархатной и хлопчатобумажной ткани), платьев, рубашек, шкур пушных зверей, связок бус. К ткани иногда привязывали деньги. Подарки выбирались таким образом, чтобы среди них явственно выделялись вещи, предназначенные невесте, е отцу и матери. В случае удачного завершения сватовства жених подносил матери невесты особый подарок – шаль или платок. Кроме того, если в дальнейшем оказывалось, что невеста не имела добрачных связей, жених, по некоторым сведениям, обязан был внести её родителям дополнительную плату.

Брак «убегом»

Наряду с традиционным (калымным) браком у селькупов в конце XIX – начале XX в. появились (частью были заимствованы) иные формы заключения брака: «убегом» и со свободным выбором партнера.

«В последнее время, писал в 1900 г. А.Г. Воронов, – у томских самоедов женихи… вовсе не засватывают невест, а уговаривают их бежать от родителей и увозят к себе… Похищение невесты происходит с её согласия». Жених (чаще всего из другого селения), заранее договорившись с невестой, подъезжал (подплывал на лодке) к селению (юртам), где жили родители девушки, или к месту их летней стоянки на реке. Девушка, стараясь не вызвать подозрений родителей, выходила из дома и уезжала с женихом. Иногда жених, не высказывая своих намерений, приезжал к её родителям в гости, привозил с собой спиртное. Во время застолья он старался не пить, но усиленно потчевал родителей своей избранницы. Добившись, чтобы они опьянели, незаметно покидал дом вместе со своей невестой. Излюбленным местом "похищения" были ярмарки (в селах Тымском, Каргаске, Туруханске и др.). «Похищали» не только девушек – иногда могли «украсть» и молодую замужнюю женщину (если у неё не было детей): «Отец украл матушку на ярмарке. В обласке приехал. Она была за другим замужем, тот был лысый. Родители выдали и жила. На обласках украли, увезли в лес, там её держали».

Родители с помощью родственников обычно пытались догнать похитителей. Иногда в погоню пускались все мужчины селенья. Если удавалось настичь бежавших, то стремились отбить девушку, причем могли применить и оружие: нож, пальму (вид рогатины), ружье. Однако беглецам почти всегда удавалось благополучно прибыть в селенье (чум) жениха. В этом случае родители невесты, как правило, не пытались вернуть дочь домой. В редких случаях отец упорно добивался возвращения дочери, надеясь вынудить е мужа выплатить калым. Иногда молодые, боясь быть разлученными, искали защиту у властей. Бывали случаи, когда жених, опасаясь преследований, увозил свою невесту в тайгу, в тайное, известное только ему место, где молодые люди и оставались на какой-то срок.

Через некоторое время жених и невеста (теперь уже молодые муж и жена) приезжали к родителям новобрачной просить прощения («прощаться»). Срок между похищением и попыткой примирения не был регламентирован. Он зависел от характера отца девушки и от его дальнейших намерений, которые и пытался выяснить молодой муж через своих друзей. Часто молодые приезжали с повинной уже через неделю, иногда же примирение оттягивалось на целый год, в ряде случаев – до рождения ребенка.

Решив, что можно надеяться на прощение, молодые приезжали к родителям жены с подарками (символизировавшими калым), привозили и спиртное: «Молодой приезжает «прощаться» к тестю с женой, родителями своими и дружкой, который и ведет переговоры, угощает хозяев вином. Тесть запрашивает большой калым, и дружка несколько раз бегает от него к молодым, которые до примирения остаются у кого-либо из знакомых, а при отсутствии знакомых в юртах невесты – на улице».

Если подарки устраивали тестя и он соглашался простить дочь и её мужа, молодые входили в дом, кланялись в ноги родителям жены. Затем они падали наземь у ног отца и ждали его разрешения подняться: "Пока отец не поднимет, лежи вниз лицом, не смей встать". Отец позволял дочери и её мужу подняться, благославлял на брак, принимал подарки. После этого праздновали примирение.

Иногда тесть упорствовал, не желая по той или иной причине простить молодых. В этом случае визит мог быть повторен. Не получив и на этот раз прощения, зять прекращал попытки примирения: «Если тесть не прощает, зять не станет ему очень кланяться: сделает честь, приедет к нему раз, а если придется уехать, не достигнув цели, то, не делая сам новых попыток к примирению, ждет, когда уже сам тесть закажет приехать проститься».

Выходя замуж «убегом», девушка лишала родителей возможности получения калыма. Поэтому и она, в свою очередь, не имела приданого, во всяком случае до «прощения» молодых родителями новобрачной и получения ими подарков. Однако и «прощенная» дочь зачастую получала приданое меньше обычного.

Селькупы обосновывали брак «убегом» нежеланием платить калым, отсутствием средств для его уплаты, опасениями, что девушку могут не выдать замуж из-за личных качеств жениха, например хромоты или иного увечья, из-за того, что его семья далеко живет и дочь не сможет навещать своих родителей и т.д. Главную роль играл всё же экономический фактор и связанное с ним нежелание или невозможность уплатить калым за невесту. Для того, чтобы обойтись без уплаты калыма и в то же время узаконить этот неплатеж, иногда заключали брак обменом. Эта форма не нашла у селькупов широкого распространения, хотя встречаются свидетельства о том, что отцы, имевшие дочерей, могли обменяться ими и женить на них своих сыновей или жениться сами (без уплаты калыма).

Брак «убегом» и брак обменом, несмотря на различия в их природе, существовали как бы в противовес браку с уплатой калыма. При этом брак «убегом» противостоял браку с уплатой калыма не только в экономическом отношении. "Похищение" девушки происходило, как правило, с её согласия, в то время как при браке с уплатой калыма воля невесты вообще не учитывалась. В этом случае брак «убегом» являлся как бы промежуточным звеном между браком с уплатой калыма и браком со свободным выбором партнера.

Обрядность в заключении брака

Промежуточности и «неузаконенности» данной формы заключения брака соответствует неразвитая, находящаяся лишь в процессе канонизации обрядность. В то же время сама процедура «похищения» невесты, будучи стереотипной, приобретает характер обряда. Погоня за беглецами постепенно теряет свою первоначальную сущность, и в ней проступает ритуальный оттенок. Обряд примирения, по форме символизирующий покорность молодых воле родителей невесты, на самом деле уже переосмыслен и является лишь приемлемым для родителей способом выйти с достоинством из затруднительного положения.

При заключении брака со свободным выбором партнера жених (или его дружки) являлся к невесте, чтобы получить её согласие. Чаще всего они были знакомы, нередко встречались и ко времени сватовства жених уже фактически получал согласие девушки выйти за него замуж. Иногда же невеста видела жениха впервые. В любом случае она не должна была соглашаться сразу. Невеста заставляла уговаривать себя, а затем либо заявляла, что полагается на волю родителей, либо выражала, хотя и с оговорками, свое положительное отношение к сватовству. Т.И.Саргина рассказывает: «Если девушка желает пойти [замуж], то говорит: «Я желаю, но ваш характер не знаю». Он ей: «Я тебя не обижу, я не пью, не дерусь». И тогда она дает ему слово выйти за него». Если жених (или его дружки) получал отрицательный ответ, он был вынужден уйти ни с чем. Обращение дружек к отцу невесты, как правило, не приносило желаемого результата. Одна из женщин-селькупок рассказывает: «Меня целые сутки сватали дружки, а я не хочу и не хочу». Отец говорит: «Если хочет пойти, сама скажет».

В случае отказа невесты визиты дружек могли повторяться. Стараясь получить согласие девушки, дружки стремились обратить её внимание на личные качества жениха – удаль, трезвость, расписывали достоинства его родных и т.д. Иногда с целью заставить девушку согласиться на замужество «применялась» шаманская магия. Один из информаторов вспоминает: «Один шаман мою сестру сватал, а она слова не дает… он уехал. Как её стало ломать, ночь кричит… (Родные были вынуждены обратиться за помощью к другому шаману (женщине). Она дня три походила к ней, и опять та же девка стала».

Свадебный обряд при данной форме брака был большей частью заимствован у русских. Это и понятно. Проживая по соседству с русскими, нередко вступая с ними в браки, подвергаясь интенсивному воздействию церкви, селькупы в значительно степени усвоили основные моменты русской свадебной обрядности. Вместе с тем в ритуале отчетливо проявлялись отголоски прежних селькупских свадебных традиций, интегрированных в заимствованную у русских обрядность.

ГЛАВА IV. СЕМЕЙНЫЕ ОБЫЧАИ

Система взаимопомощи

Исследователи XIX века обращали внимание на то, что каждая селькупская семья считала своим долгом помочь соседям (тем более родственникам), попавшим по тем или иным причинам в затруднительное положение. Практиковалась помощь хлебом, более в затруднительных положениях – оленями. Помимо помощи продуктами (рыбой, хлебом, солью), огнезапасом, оленями практиковалась и доставка на ярмарку пушнины малоолененных охотников их более обеспеченными соседями: «На ярмарку надо ездить в Туруханск. Бедный как пойдет? А у которого олени есть, тому пушнину дают. Он продает, привезет табак, чай». Такого рода помощь селькупы называли «пособка».

Другим обычаем, распространенных среди нарымских селькупов, являлись «помочи». В них испытывала нужду каждая семья, и, естественно, каждая семья принимала участие. Глава семьи, нуждавшейся в помочах (обычно во время сенокоса), оповещал об этом жителей селения (юрты), они собирались, подкреплялись приготовленной хозяйкой пищей и отправлялись вместе с хозяином на работу. После окончания работу все вновь и вновь шли во двор к этому хозяину, где уже было приготовлено угощение.

К числу обычаев взаимопомощи следует отнести и практиковавшуюся совместную охоту двух семей на угодьях, принадлежащих одной из них с согласия общины. Такая помощь оказывалась очень действенной в случаях временного оскудения промысловой территории семьи.

Запасы продуктов семьи хранились обычно на лабазе вблизи постоянного жилища (избы, землянки). Любой путник, нуждавшийся в продовольствии, мог в отсутствии хозяев взять необходимые ему продукты. О таких случаях обязательно ставили в известность хозяев лабаза.

Выполнение обычаев помощи, взаимообразно оказываемой селькупскими семьями, являлось необходимым условием их существования.

Обычаи опеки

Семья осуществляла опеку сирот – детей, потерявших родителей. Обычно воспитанники по достижении совершеннолетия наделялись (в случае женитьбы или замужества) частью имущества и средствами производствами наряду с родными детьми. Однако иногда этим обычаем скрывались элементы эксплуатации.

Семье было свойственно заботиться и о старших родственниках, оставшимися на склоне лет одинокими. В этих случаях стариков либо брали к себе родственные им семьи, либо с ними вместе проживали их взрослые внуки по коллатеральным линиям (двоюродные, троюродные), племянники

Обычаи гостеприимства

Непременной чертой жизни семьи было гостевание, особенно широко распространенное у северных селькупов. Обычно оно приурочивалось к периоду больших морозов (в декабре), когда возникал естественный перерыв между «малой» охотой и «большой» охотой – «большим аргышом». Гостевание вносило большое разнообразие в жизнь селькупов. Гости (приезжали обычно семьями) обменивались с хозяевами новостями, совместно выезжали на ярмарку, где продавали добычу и запасались необходимыми товарами.

Приезд гостей всегда был радостным событием для селькупской семьи. Гостям предлагали самые удобные места для отдыха, почетные места в доме, хозяйка ставила все самое лучшее на стол: «женщину… кормившую гостя… худшими кусками, муж убивал». Иногда долгое гостевание наносило ущерб промысловой деятельности семьи – откладывались сроки охоты.

У селькупов было принято, чтобы человек человек ощущал себя своим и в чужой семье, чтобы он мог вести себя непринужденно, свободно и естественно.

Обычаи, связанные с положением женщины в семье

Селькупка сталкивалась с обычаем избегания, будучи еще девушкой и живя в семье родителей: «девушка около 13 лет перестает говорить с братом и начинает есть особо». Конкретный срок избегания определялся временем полового созревания девушки (появлением месячных). В селькупской фольклорной традиции сохранились представления о том, что в прошлом с целью изоляции девушек устраивались особые юрты, где помещались юноши, которые до зрелого возраста (до 17 лет) не имели права «видеть девушек своего рода».

Попадая в семью мужа, девушка не должна была открывать лицо и голову в присутствии отца и братьев мужа, а так же непосредственно к ним обращаться. Для того, чтобы переговорить с кем-то из них она должна была прибегнуть к помощи мужа. Избегание родственников мужа длилось до рождения первого ребенка.

Жизнь женщины в семье регламентировалась целым рядом запретов: не могла подниматься на «священные горы» (лозыль-лакка), подходить к культовым амбарчикам, не имела права перешагивать через какую-нибудь вещь, принадлежащую мужчине. После родов она считалась «нечистой». Это связано с представлениями о том, что менструальная кровь открывает дверь между ней и миром злых духов.

Иррациональные обычаи

Интересен обычай, согласно которому для каждого члена семьи изготовляли небольшое антропоморфное изображение. Такие фетиши (индивидуальные духи – покровители) требовали специального ухода – весной и осенью их повязывали синей ленточкой, а летом красной.

С промысловой деятельностью связаны с представлениями о «хозяине» местности. По воззрениям селькупов «хозяин» имелся у любого водоема, бора, участка леса и т.д. Его всячески пытались умилостивить: весной, после ледохода, «хозяину» места, где жила семья, приносили подарок (обычно в виде монет, дроби, небольшого куска новой ткани).

Семейные обычаи занимали важное место в повседневной жизни и структуре общественного сознания селькупов. Неукоснительное их соблюдение было необходимым условием существования и выживания. Это касается обычаев взаимопомощи, гостеприимства, связанных с материальной стороной бытия. Определенную положительную роль играли и иррациональные обычаи, связанные с фетишами, следование которым благотворно влияло на психику.

ГЛАВА V. ВОСПИТАНИЕ ДЕТЕЙ

Воспитание и обучение детей, подготовка их к самостоятельной жизни являлись у селькупов главным образом делом семьи. При этом основное внимание уделялось обучению навыкам производственной деятельности.

Игры детей уже в раннем возрасте носили подражательный характер. Мальчику давали лук с деревянным наконечником – родители прекрасно осознавали, что «промысел – это великая и сложная наука, обучаться которой нужно с самого детства».

К промысловой деятельности приучали в 8-9 лет, обращению с огнестрельным оружием начинали учить с 10-11 лет. Обучение охотничьему промыслу продолжалось 3-5 лет. Самостоятельная охота в зимнее время практиковалась с 15-16 лет, при этом первое время юноша обязательно охотился с кем-нибудь из старших. К этому времени юноша уже самостоятельно охотился и рыбачил, изготовлял и ремонтировал охотничьи ловушки и рыболовные снасти, умел построить жилище, управлялся с оленями и лошадьми. В 17 лет юноша уже мог быть главою семьи.

Девочка постигала свои будущие обязанности с помощью матери. Уже в раннем возрасте, играя с куклами, она училась шить для них одежду. В дальнейшем она улилась выделывать шкуры, прясть нитки, кроить и шить одежду. В 10-11 лет девочка заготавливала дрова, гнилушки, помогала матери в приготовлении пищи. Учили ее и охоте на пушных зверей. К 13-14 годам селькупка обладала необходимым минимумом хозяйственных знаний и могла самостоятельно вести дом.

Неравноправность мужчины и женщины находила отражение и воспитании детей: на дочерей отец почти не обращал внимания. Только мать могла иногда приласкать девочку, чтобы никто не видел. За малейшую шалость отец наказывает ее ремнем, тогда как мальчик не слышит слов «этого нельзя» или «это нехорошо». Воспитываясь в такой атмосфере, юноши усваивали пренебрежительное отношение к женщине, которое проявлялось в дальнейшем.

В семье ребенок постепенно постигал нормы поведения в обществе. Детям внушалась недопустимость воровства, нарушения сроков охоты, убийства, прелюбодеяния, ложной клятвы и т.д. Известную роль играла публичность наказания виновных – на экзекуциях присутствовали дети.

Наставления родителей и сама практика общения побуждали детей быть тактичными с окружающими и почтительными к старшим. Традиция почтительности к старшим воспитывалась в детях сказками, которые во множестве рассказывали им старики.

В случаях, когда поведение подростка выходило за рамки общепринятых норм и родители не могли сами справиться со своим чадом, на помощь приходили соседи.

Итак, воспитание детей осуществлялось так, что обеспечивало трансляцию устоявшихся норм от одного поколения другому. Главным было усвоение традиционных понятий, навыков и установок.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

За короткий исторический период в семейной организации селькупов произошли большие изменения. От начала XIX века до XX осуществился переход от братской семьи к малой и неразделенной. Причиной такого перехода стала система хозяйственных отношений: появление усовершенствованного инструментального аппарата – огнестрельного оружия - повлекло за собой активное экономическое развитие. С усилением роли промысла женщина занимает приниженное положение по отношению к мужчинам.

Формы брака селькупов были разнообразны: от браков с типом кольцевой связи до «умыкания», допускались многоженство и многомужество, однако преобладал так называемый «брак с уплатой калыма».

Среди семейных обычаев селькупов можно выделить систему взаимопомощи, которая была представлена во множестве вариантов – от свободного доступа нуждающихся к зерну до опеки сирот. Они были неотъемлемой частью бытия семьи, поскольку их выполнения являлось залогом существования и выживания. Этим же целям отвечало и воспитание детей: акцент ставился на передачу навыков производственной деятельности, усвоение традиционных понятий и установок.