Реферат: Калашников Михаил Тимофеевич
Имея достаточно много свободного времени, Калашников начал интересоваться технической литературой и наставлениями по оружию из госпитальной библиотеки.
Рисуя и вычерчивая вариант за вариантом детали пистолета-пулемета, Калашников ко времени выписки из госпиталя в шестимесячный восстановительный отпуск имел в своей тетради эскизы деталей задуманного пистолета-пулемета и общего вида в разрезе.
Желание изготовить свой пистолет-пулемет без промедления было так велико, что при возвращении домой Михаил, не заезжая в Курью, решил проехать до станции Матай - места довоенной работы. Здесь в мастерских депо при помощи давних друзей и знакомых с позволения начальника изготовил первый пистолет-пулемет.
Что же с ним делать дальше? А этого мы и сами не знали...
Единственное, в чем мы были абсолютно уверены, так это в том, что сделали очень важное и нужное дело, которое в какой-то степени может приблизить победу над вражеской Германией. Каждый из нас с трепетным чувством брал в руки отливающий черным лаком пистолет-пулемет номер один, любовно, по-отечески, разглядывал его и с необыкновенной бережностью передавал в руки товарища. Мы очень гордились своей работой!
С готовым пистолетом-пулеметом М.Т.Калашников поехал в Алма-Ату. Был принят секретарем ЦК компартии Казахстана Кайшигуловым, который направил изобретателя в находившийся в Алма-Ате в эвакуации Московский авиационный институт имени С.Орджоникидзе.
В институте была создана рабочая группа (в обиходе ее называли "спецгруппа ЦК КП(б) Казахстана"), которой поручили заниматься дальнейшей доводкой пистолета-пулемета. В нее вошли старший преподаватель Е.П.Ерусланов и несколько студентов старших курсов, работавших по совместительству в лаборатории кафедры. Молодость, увлеченность делом не просто сблизили, но и сдружили нас. Душой, заводилой в группе, неуемным в работе и дотошным в решении всех технических вопросов был Сергей Костин, позднее ставший профессором и вырастивший немало учеников. Большую помощь в овладении техникой проектирования, черчения мне оказывал Вячеслав Кучинский, впоследствии тоже профессор, кандидат технических наук.
Слесарь-лекальщик М.Ф.Андриевский (он изготовлял лекала, специнструменты, штампы, участвовал в сборке образца), фрезеровщик К.А.Гудим, токарь Н.И. Патутин, медник М.Г.Черноморец оказали неоценимую помощь в доводке образца. Ближе к концу к работе над пистолетом-пулеметом подключились и сотрудники кафедры "Резание, станки и инструменты" - начальник лаборатории В.И.Суслов и К.К.Канал, по национальности латыш.
Пистолет-пулемет понравился секретарю ЦК КП(б) Казахстана Кайшигулову, и он направил меня в Самарканд, в Артиллерийскую академию имени Дзержинского, выдав рекомендательные письма в Военный совет Среднеазиатского военного округа и к профессору А.А.Благонравову - выдающемуся авторитету в области проектирования оружия.
И вот докладываю генералу о своем прибытии, вручаю ему рекомендательные письма. Анатолий Аркадьевич прочитал их и произнес: "Письма - это, конечно, хорошо. Я бы лучше хотел взглянуть на сам образец".
Разместив свой образец на рабочем столе генерала, я стал объяснять ему его устройство, показывать чертеж и результаты испытаний. Благонравов внимательно слушал, смотрел, а потом вдруг стал сам разбирать пистолет-пулемет. Причем делал это он настолько уверенно и быстро, словно не раз до этого видел образец и хорошо знаком с его устройством. Ревнивое чувство шевельнулось во мне... Хотя и приятно было видеть этого седовласого генерала, так заинтересовавшегося моим детищем.
Разложив на столе все по отдельности, генерал стал расспрашивать о трудностях изготовления моего образца. Очень удивился, когда узнал, что у меня нет специального образования, а лежащий перед ним пистолет-пулемет номер один был сделан в мастерских паровозного депо и доработан в МАИ, в Алма-Ате. Задал еще несколько вопросов, никак, казалось бы, не относящихся к причине моего появления здесь: о моей семье, о работе до армии, о службе, о фронтовой жизни... Я уже не докладывал, а, как своему старшему другу, рассказывал обо всем этому внимательно слушающему генералу.
Оба документа хранятся с той поры в архиве Михаила Тимофеевича.
От А.А.Благонравова сержант М.Т.Калашников уехал с двумя документами-заключениями. Вот текст одного из них:
"Секретарю ЦК КП(б) Каз. тов.Кайшигулову
Копия: зам. начальника артиллерии САВО интенданту 1-го ранга тов. Данкову
При сем отправляю отзыв по пистолету-пулемету конструкции старшего сержанта тов. Калашникова М.Т.
Несмотря на отрицательный вывод по образцу в целом, отмечаю большую и трудоемкую работу, проделанную тов. Калашниковым с большой любовью и упорством в чрезвычайно неблагоприятных местных условиях. В этой работе тов. Калашников проявил несомненную талантливость при разработке образца, тем более если учесть его недостаточное техническое образование и полное отсутствие опыта работы по оружию. Считаю весьма целесообразным направление тов. Калашникова на техническую учебу, хотя бы на соответствующие его желанию краткосрочные курсы воентехников, как первый шаг, возможный для него в военное время.
Кроме того, считаю необходимым поощрить тов. Калашникова за проделанную работу.
Приложение: отзыв на двух листах".
Подпись и дата: 8 июля 1942 года.
Можно полагать (и сам Калашников такого мнения), что именно этот отзыв открыл ему путь к профессиональной конструкторской работе. С этой рекомендацией и при содействии командования Среднеазиатского (Туркестанского) военного округа Калашников командируется в Главное артиллерийское управление РККА. Образец, с которым он приехал в Москву, особых преимуществ по тактико-техническим характеристикам перед выпускавшимися промышленностью пистолетами-пулеметами ППД, ППШ и ППС не имел, но по компоновке был привлекателен.
В Главном артиллерийском управлении (ГАУ) Калашникова встретили доброжелательно. Специалисты - главные заказчики стрелкового оружия обратили внимание на творческие способности Калашникова и направили его в командировку на Центральный научно-исследовательский полигон стрелково-минометного вооружения (НИПСМВО) в город Коломну.
На полигоне Калашникова определили в конструкторское бюро. Здесь он продолжил работу над совершенствованием пистолета-пулемета, затем сконструировал еще ручной пулемет и самозарядный карабин. Все образцы предъявлялись на конкурсные испытания, и хотя на вооружение приняты не были, но послужили хорошей конструктивной базой для последующей работы над созданием в недалеком будущем автомата АК-47.
Утром начались испытания образцов. На конкурс представлялись три отличающихся друг от друга пулемета - В.А.Дегтярева, С.Г.Симонова и мой. Они дошли до финальной части соревнований. Не буду рассказывать о всех подробностях полигонных испытаний. Скажу лишь, что мой образец не выдержал экзамена. Комиссия сделала вывод: он не имеет преимуществ перед принятыми ранее на вооружение армии изделиями. Так и ручной пулемет стал достоянием музея.
Неудача, признаться, крепко ударила по моему самолюбию. Не легче было и оттого, что конкурсная комиссия не одобрила тогда и образцы многоопытного В.А.Дегтярева, что не выдержал в дальнейшем испытаний и сошел с дистанции симоновский пулемет.
А я после очередного поражения сделал для себя вывод: как можно глубже изучать все то, что сделано и делается в этой области. Иначе никогда ничего не сделать стоящего. Поэтому я с удвоенным энтузиазмом снова стал проводить дни в полигонном музее, пересмотрел все, что там было из области стрелкового оружия.
Здесь оказалась действительно уникальная коллекция оружия. Она наглядно, в конкретных образцах прослеживала его эволюцию. Я брал в руки винтовки, карабины, пистолеты, автоматы, пулеметы и размышлял о том, насколько оригинальны могут быть конструкторские решения, непредсказуем полет творческой мысли изобретателей и насколько схожи порой в исполнении многие наши и зарубежные образцы оружия.
Вглядываюсь в опытные образцы пулеметов системы Федорова - Дегтярева, Федорова - Шпагина, знакомлюсь с конструкциями автоматических винтовок систем Федорова, Дегтярева, Токарева... Разбираю, ощупываю пальцами каждый шлиц и выступ, изучаю автоматику. Восхищаюсь разнообразием подходов к проектированию.
Я по многу раз разбирал образцы, изучая взаимодействие их частей и механизмов. И каждый раз я искал причину: почему же они не прошли испытаний, в чем дело?
Кроме того, я просмотрел множество литературы по методикам испытаний и документов по проведенным испытаниям. Беседовал я на эти темы и со специалистами, опытными испытателями. И везде искал ответ на свой вопрос: "Почему же я потерпел эти два поражения, в чем ошибка?" После первых поражений я находился на распутье. Были и советчики, которые говорили мне: "Не пора ли тебе заняться чем-нибудь другим, а не оружием?"
С годами, в соревнованиях с коллегами-конкурентами пришло понимание, что при конструировании необходимо учитывать удобства обращения с оружием, или, как мы сейчас говорим, удобства в эксплуатации. Добиваться максимальной простоты устройства, надежности в работе. Не допускать применения деталей малых размеров, которые могут быть утеряны при разборке. И так далее. Только последовательно, путем проб и ошибок я нашел этот подход к своему конструкторскому труду.
Пришло понимание, что существует главный критерий простоты и надежности. Причем не на уровне специалиста, а на уровне солдата.
А в 1945 победном году Калашников начинает работать над автоматическим оружием под патрон образца 1943 года. В числе трех других технических проектов, участвовавших в конкурсе, проект его автомата признается достойным для изготовления в металле.
Для изготовления автоматов мне предложили выехать в Ковров...
В Коврове никогда не был, но хорошо знал, что там работает знаменитый конструктор оружия Василий Алексеевич Дегтярев. Да и Петр Максимович Горюнов тоже ковровец.
Смущало то обстоятельство, что в Коврове уже привыкли работать с высокими авторитетами и чинами. Ведь Дегтярев - генерал, да и другие явно повыше меня чином... Примут ли там молодого чужака, неизвестного сержанта-конструктора? Ведь, по сути, я еду соревноваться с прославленным генералом-оружейником. В родных ему стенах. В его доме!
Как это ни парадоксально, проработав почти год в Коврове, я так ни разу и не встретился со знаменитым конструктором. Мы отрабатывали каждый свои образцы, словно отгороженные каким-то невидимым забором.
Но вот подошло время подавать заявку на сравнительные испытания. Поработали мы на славу, что называется - выложились, зато стало очевидно, что наш образец работоспособен и живуч и если его надо будет дорабатывать, то не меняя основного принципа. В Ковров прибыли представители главного заказчика - ГАУ, с тем чтобы перед отправкой проверить, в полной ли мере реализованный проект удовлетворяет требованиям конкурса. Главные из них - обеспечение заданных нормативов по кучности боя, по весу и габаритам оружия, по безотказности в работе, живучести деталей и по простоте устройства автомата.
И вот один за другим на полигон стали приезжать конструкторы. В.А.Дегтярев шел от машины, не глядя по сторонам, думая о чем-то своем. Прославленного конструктора Г.С.Шпагина я узнал сразу, едва встретил его на одной из дорожек военного городка. Видимо, хорошо запомнил его лицо по публиковавшимся в газетах снимкам. С Сергеем Гавриловичем Симоновым поздоровались как давние знакомые.
Опять закрадывалась эта коварная мысль: "С кем ты взялся соперничать? Собирай вещички - тебе придется улепетывать с полигона первым!" Но тут же как будто из глубины детства выплывало спасительное: "Ноги босы, грязно тело, и едва прикрыта грудь. Не стыдися, что за дело? Это многих славный путь". "Многих! - твердил я себе. - Не боги, в самом деле, горшки обжигают... многих!"
Первым сдался и уехал Шпагин. Расшифровав первоначальные записи скоростей движения автоматики своего образца, сопоставив данные, он, огорченный, заявил, что покидает полигон. Позже создатель ППШ и вовсе отказался от дальнейшего участия в конкурсной программе. Все чаще захлебывался от невероятного напряжения, перегреваясь от бесконечной стрельбы, образец Дегтярева. Его автомат не показал хороших результатов, и Василий Алексеевич засобирался обратно в Ковров. Тут же пошли слухи, что старейшина конструкторов стрелкового оружия готовится нанести мощный удар конкурентам в следующем туре испытаний. Однако этого не случилось. Как ни странно, позже, уже во втором туре, он, как и Шпагин, вышел из соревнования добровольно, не стал прилагать больших усилий к доработке образца. Не стану гадать, чем объяснялась подобная пассивность выдающегося конструктора. Может, сказалась и усталость, напряжение военной поры.
После доработки чертежей автомата в городе Коврове была изготовлена еще одна небольшая партия автоматов для повторных испытаний. Автоматы соответствовали всем требованиям программы испытаний.
На повторные испытания с последующим устранением недостатков комиссия рекомендовала лишь три образца оружия. Среди них - и мой автомат.
Я был переполнен счастьем, хотя до окончательной победы было еще ой как далеко. Ведь из трех образцов только один мог иметь право на жизнь. И чтобы достичь в этом соревновании лучших результатов, предстояло не просто доработать оружие, а сделать еще один качественный рывок вперед. Надо было упростить отдельные детали, облегчить вес автомата, а это плохо сочеталось с улучшением кучности боя, на что мне тоже указали как на недостаток. Требовалось устранить возможность повторения задержек при стрельбе. Словом, слабых мест в образце хватало. В блокноте появились записи, расчеты, эскизные наброски, направленные на совершенствование автомата. И вновь путь в Ковров.
В это время у нас с Сашей Зайцевым, моим коллегой, другом и помощником, втайне от руководства созрел дерзкий замысел: маскируясь доработками, сделать капитальную перекомпоновку всего автомата. Мы шли, конечно, на известный риск: условиями конкурса перекомпоновка не предусматривалась. Но она значительно упрощала устройство оружия, повышала надежность его в работе в самых тяжелых условиях. Так что игра стоила свеч. Беспокоило одно: сумеем ли уложиться в срок, отведенный для доработки образца.
В свой тайный план мы все-таки посвятили главного инженера Дейкина. Вникнув в расчеты и эскизные наброски, он не просто поддержал нашу затею, но и помог советами как специалист по стрелковому оружию. Владимир Сергеевич был удивительным человеком, тонко чувствовавшим новаторские идеи, умевшим уловить творческую инициативу и помогавшим обязательно развить ее. В моей судьбе конструктора и судьбе АК-47 он сыграл немалую роль.
Перед отправкой автоматов на последний тур испытаний в Ковров приехали представители заказчика. По их воле тогда мы и встретились впервые с В.А.Дегтяревым лицом к лицу.
- Теперь вы можете открыть друг другу карты, - пошутил один из представителей заказчика, когда знакомил меня с прославленным конструктором.
Василий Алексеевич улыбнулся как-то устало, словно на него давила невидимая тяжесть, движения его мне показались слишком уж замедленными, походка была заметно шаркающей. Правда, он сразу оживился, увидев наш образец оружия.
- Что ж, давайте посмотрим, что нынче творят молодые. - И Дегтярев стал внимательно разглядывать каждую часть, каждую деталь автомата, разбираемого мною тут же, на столе.
- Да, хитро придумано, - произнес Василий Алексеевич, беря в руки затворную раму, крышку ствольной коробки. - Считаю оригинальным и решение с переводчиком огня.
Дегтярев не скрывал своих оценок, размышляя вслух.
- Мне представляется, посылать наши автоматы на испытания нет смысла. Конструкция образцов сержанта совершеннее наших и гораздо перспективнее. Это видно и невооруженным глазом. Так что, товарищи представители заказчика, наши образцы, наверное, придется сдавать в музей!
Он стоял в генеральском мундире с многочисленными орденскими планками, со Звездой Героя, с лауреатским знаком и с депутатским "флажком" на кителе. Стоял с моим автоматом в руке и, чуть грустно улыбаясь, говорил, что этот образец конечно же лучше его собственного...
На полигон, однако, где испытывались наши автоматы, Василий Алексеевич Дегтярев все-таки привез свои образцы. Его уговорили представители главного заказчика. Но уже вскоре конструктор снял свое оружие с соревнования: слишком много оказалось задержек во время стрельбы. Предсказание самого В.А.Дегтярева о судьбе своих образцов оказалось вещим - они заняли место в музее.
А условия испытаний всё усложнялись. Одна из неприятных процедур - замачивание заряженных автоматов в болотной жиже и после определенной выдержки ведение огня. Казалось, детали насквозь пропитывались влагой.
