Курсовая работа: Героическая тема в литературе русского классицизма

По их оружию играет;

И только их душа сияет,

 Когда на бой, на смерть идет.

Уж блещут молнии крылами,

Уж осыпаются громами:

Они молчат, идут вперед.

Они же, ведомые Суворовым, победоносно переваливают через альпийские льды и снега, через непроходимые горные потоки и крутые тес­нины, заполненные притаившимся врагом:

Ведет туда, где ветр не дышит

И в высотах и в глубинах,

Где ухо льдов лишь гулы слышит,

Катящихся на крутизнах.

Ведет — и скрыт уж в мраке гроба,

Уж с хладным смехом шепчет злоба:    

Погиб средь дерзких он путей!

Но Россу где и что преграда?

С тобою бог — и гор громада

Раздвиглась силою твоей.

Победы России — грозное предупреждение ее недругам. В стихах, по­священных победам 1807 г. атамана донских казаков Платова и характерно озаглавленных «Атаману и войску донскому», Державин с законной нацио­нальной гордостью, оглядываясь на славное прошлое русской земли, вопро­шает:

Был враг Чипчак — и где Чипчаки?

Был недруг Лях — и где те Ляхи?

Был сей, был тот: их нет; а Русь?

Всяк знай мотай себе на ус.

Последняя строка явно адресована Наполеону, неизбежное падение ко­торого, если он отважится вторгнуться в Россию, Державин предсказывал еще за несколько лет до войны 1812 г. Уже в старческих своих стихах, по­священных Отечественной войне 1812 г. («Гимн лироэпический на прогнание французов из Отечества»), слабеющей рукою набрасывает Державин замечательную характеристику «добльственного» русского народа:

        О, Росс! о добльственный народ,

Единственный, великодушный,

 Великий, сильный, славой звучный.

Изящностью своих доброт!

 По духу ты непобедимый,

По сердцу прост, по чувству добр,

 Ты в счастьи тих, в несчастьи бодр...

Еще Ломоносов проводил резкую грань между войнами несправедливы­ми, вызванными стремлением к захвату чужих областей, к порабощению Дру­гих народов, и войнами справедливыми, оборонительными, являющимися «щитом», т. е. защитой, своей страны. Историческую миссию России он видел в том, чтобы нести народам мир— «тишину»: «Воюет воинство твое против войны, оружие твое Европе мир приводит». Эта же ломоносовская нота настойчиво звучит и у Державина. В своей уже несколько раз упоминав­шейся и цитировавшейся нами оде «На переход Альпийских гор» поэт, об­ращаясь к народам Европы, восклицает: «Воюет Росс за обще благо, за свой, за ваш, за всех покой».

Конкретно-политическая наполненность и об­ращенность этого и подобных лозунгов и деклараций определена и ограни­чена условиями исторической действительности, классовой природой поэта, Державин, как и Ломоносов, сумел почувствовать и сформулировать здесь то, что составляет существеннейшую черту национальной русской  истории бескорыстие, героическое великодушие русского народа, не стре­мящегося к захватам и завоеваниям, но умеющего грудью стать на защиту родины.

В. Р. Белинский писал о том,  что патриотизм был «господствующим чувством» Держави­на. Победы, одержанные Россией на полях сражений, запечатле­лись в его творчестве, вызвали образы, соответствующие их вели­чию и силе. Державин начал с подражания Ломоносову, но, как он сам выразился, «хотел парить, но не мог...». Он не находил то­го «красивого набора слов», великолепия и пышности, которые были присущи «Российскому Пиндару»[c.187]. Державина и Ломоно­сова многое объединяло: отношение к России, ее истории, к Пет­ру I, к проблемам мира и войны.

Россия неизменно показывается Державиным в динамике, в борении, в действии; она «наложила руку» на противников, «тмит» небесный свод, «пенит морские бездны», освобождает не­счастную Андромеду. Державин утверждал, что русскому наро­ду присуща жажда великих дел. Русские — это народ-исполин, русским присуща безмерная любовь к родине («Любви к отечест­ву безмерен в русских пламень», IV, 137), они не боятся пасть на поле битвы, для них смерть лучше, чем «униженный мир» (IV, 311), им чужды хитрость и коварство. Русские хотят жить в ми­ре с другими народами.

Державин разделял взгляды Ломоносова о значении России для судеб человечества. Уже в оде 1772 г. «На победы Екатери­ны II над турками» он говорил о падшей Греции, которую подни­мает «Минерва», имея в виду Екатерину II, т. е. Россию; в оде «На переход Альпийских гор» он напоминал современникам о том, что русские воюют за общее дело: «за свой, за ваш, за всех покой». Тема вожделенного мира, который приносит усталой Ев­ропе русское оружие, особенно сильное развитие получила у Державина в конце жизни, во время наполеоновских войн. В за­писной книжке поэта имеются следующие строки: «Победа есть прекрасный цвет, приносящий райские плоды: мир и спокойст­вие» [с.51].

Сделав предметом поэзии судьбы родины, высокие темы жиз­ни гражданина, Державин, естественно, не мог пройти мимо фи­гуры Петра I. Подобно Ломоносову, он писал о том, что Петр I создал русскую армию, служил «простым солдатом», водил «на брань» полки, был неутомимый труженик; поэт изображает Петра близким к простым людям и в то же время царственно величе­ственным самодержцем («Петру Великому»). В стихотворении «На поднесение депутатами ея величеству титла Екатерины Ве­ликой», ставя императрице в пример Петра I, Державин подчер­кивал, что победителю на Полтавском поле снискали всеобщую похвалу не только воинские дела, но и забота о благе подданных, смягчение и просвещение нравов. В произведениях Держави­на происходит как бы «очеловечение» образа Петра I; величие его определяется не меркой сверхчеловеческих сил, как у Ломо­носова и других поэтов, а доступностью, добротой, заботами о людях.

С большим уважением относился Державин к фельдмаршалу Н. А. Румянцеву, талантливому полководцу, который выдвинулся в Семилетнюю войну. Во время первой русско-турецкой войны П. А. Румянцев одержал блестящие победы над численно превос­ходящими силами противника. В оде «На победы Екатерины II над турками» Державин нападение Румянцева на турец­кую армию уподобляет удару грома. Развивая передовые взгля­ды Петра I на организацию и воспитание войск, Румянцев оказал большое влияние на развитие полководческого искусства А. В. Суворова.

Во время второй русско-турецкой войны (1787— 1791) в результате недоброжелательного отношения Г. А. Потем­кина Румянцев попал в немилость. Державин вспомнил о нем в оде «Водопад» (правда, упоминание опального полководца, не названного по имени, выражалось намеком о «румяной» заре). Румянцев — это «стена отечества», на него с почтением погляды­вает Луна (намек на Турцию), его подвигам дивилась «вселенная». В оде говорилось об усовершенствованиях, введенных Ру­мянцевым в армии. (Вместо проволочных рогаток, которыми ого­раживались войска во время атаки конницы, он ввел построение пехоты в каре.) Как и Феофан Прокоповпч, Державин аппелировал к потомкам: на могилу полководца придет путник, он восхитится не только ратными делами, но и великодушием Румян­цева .

   Державин не только воспел известных полководцев, но и поэтически рассказал о многих сражениях XVIII в. Получилась своеобразная, запечатленная в стихах история войн. Из его стиховорения «Памятник герою» мы узнаем о фельдмаршале Н. В. Репнине, разбившем турок при Мачине. Поход Валериана Зубова в Персию отражен в одах «На покорение Дербента», «На возвращение графа Зубова из Персии». Победителю турец­кого флота во время военно-морской экспедиции к архипелагу посвящено стихотворение «К портрету адмирала Спиридова», по­беда адмирала П. Ф. Ушакова над французами и занятие Корфу отражены в стихотворении «На мальтийский орден», разгрому шведской эскадры в Ревельском порту посвящено стихотворение « К бюсту адмирала Василия Яковлевича Чичагова».

Любимым полководцем Державина был Александр Василье­вич Суворов. Имена Суворова и Державина в истории России XVIII в. неотделимы. Походам Суворова Державин посвятил грандиозные произведения батальной поэзии. С Суворовым Дер­жавин познакомился в 1774 г.. встречался много раз. Державин был на похоронах Суворова. Возвратившись домой, од написал в честь умершего героя оду «Снигирь»—одно из самых вдохновенных своих произведений.           '

Львиного сердца, крыльев орлиных

Нет уже с нами!— что воевать?—

так горестно заканчивает поэт это стихотворение — своеобразный поэтический гимн почившему полководцу.

Во многих письмах Суворов вспоминал Державина. В харак­тере и в биографиях этих людей было много общего; по справед­ливому замечанию академика Я. К. Грота, они были «в полном смысле русские люди». В годы господства всесильного Потемки­на писать о Суворове было нельзя. После штурма 11 декабря 1790 г. крепости Измаил в оде «На взятие Измаила» Державин не мог назвать даже имени Суворова, полководец фигурирует под именем «Вождь». Однако уже здесь Державин характеризо­вал Суворова как военачальника, одного слова которого достаточ­но, чтобы воодушевить солдат: «А здесь вождя одно веленье свершило храбрых Россов рвение». Заметим, что позднее об этом же писал и Байрон в «Дон Жуане: «Казалось, все кругом кивку его покорно, не то что слову, хоть не пышен он и прост...» .

Державин высоко оценивал суворовскую тактику штыкового боя, стремление максимально сблизиться с противником для на­несения неотразимого удара. Поэтическая строка из оды «На взя­тие Измаила»: «Вошел!..—и всюду простер свой троегранный штык...» свидетельствует о том, что поэт осознавал одно из главных средств суворовской военной тактики [с.550], намного опередив­шей свое время.

Бесстрашие, неистребимую любовь к родине, самопожертво­вание, которыми характеризует Державин в своей оде «Росса»— собирательный образ русских воинов,— все эти качества можно отнести и к Суворову. Перенесение качеств, присущих войску, на полководца использовалось и в древнерусской литературе. (В «Слове о полку Игореве» действия дружины Всеволода при­писываются князю; в «Повести о разорении Рязани Батыем» объединены действия Евпатия и его войска.) Уже отмечалась близость державинских определений к фольклору: «Нас полк, но с тысячами и тьмами мы низложили город в персть». Это описа­ние близко к былинному рассказу о Вольге и Микуле: «Положил тут их я до тысячи»; из «Повести о разорении Рязани Батыем»:

      К тради­циям древнерусской литературы восходит и суждение о воинском  воспитании русских, которым с детства прививают ратные добле­сти. У Державина читаем:

В зиме рожденны под снегами,

Под молниями, под громами,

Которых с самых юных дней

Питала слава, юность, вора.

Этот отрывок близок к тому, что говорит князь Всеволод в «Слове о полку Игореве» .                                  

Державин не смог упомянуть имени Суворова в написанной им по заказу Потемкина оде «Описание торжества в доме князя По­темкина по случаю взятия Измаила» и в «Воинской песне», напи­санной в июле 1791 г. по окончании второй русско-турецкой вой­ны. Позднее, спустя несколько лет, Державин внес в эту песню нужные поправки. В окончательном тексте читаем: «Ура вам, мудры вожди, Российски Геркулесы, Румянцев и Суворов, Репнин, Орлов, Потемкин». Вторая редакция этого произведения бы­ла создана после 1795 г., когда уже не было в живых всесильного Потемкина. Она озаглавлена поэтом «Заздравный орел». Держа­вин говорил, что это стихотворение создано было «в честь Румян­цева и Суворова». В 1791 г. после взятия Измаила в честь Суво­рова была выбита медаль. Державин откликнулся на это событие небольшим стихотворением, где сравнивал великого полководца с Геркулесом и писал о его способности творить чудеса во славу родины. В том же 1791 г. Суворов попал в опалу и был направ­лен в Финляндию. Как бы утешая изгнанника, поэт писал, что после больших трудов полководец имеет право на отдых. С 1794г. образ Суворова прочно вошел в поэзию Державина. В оде Дер­жавина «На взятие Варшавы» (событие это получило широкое освещение в одической поэзии того времени) Суворов вновь представлен в виде былинного богатыря. Воспроизводились дейст­вия, которые сам Суворов определял как «глазомер, быстрота, натиск» («Буре подобный, быстрый и мощный твой ли, Суворов, се образ побед?»). Державин использовал при этом присущие народ­ному искусству и древнерусской литературе сравнения из мира природы:

...Как шум морей, как гул воздушных споров

Из дола в дол, из холма на холм,

Из дебри в дебрь, от рода в род,                !

Прокатится, пройдет,

Промчится, прозвучит

И в вечность возвестит,

Кто был Суворов.

Восхищаясь действиями Суворова, поэт взывает к великим предкам, и прежде всего к любимому им Пожарскому. Зная о не­постоянстве императрицы, решения которой часто зависели от капризов фаворитов, он просит Екатерину II быть справедливой к старому полководцу, который своими блестящими военными по­бедами и личной храбростью заслужил право на общее признание. Храбрость Суворова была равна его скромности.

Через год после войны в Польше Суворов возвратился в Пе­тербург. Здесь, в Таврическом дворце, его посетил Державин. В оде «На пребывание в Таврическом дворце» поэт характеризует нравственный облик Суворова, его скромность, вызывающую сим­патии всех, кто его знал: друзей и врагов. Отставка Суворова, последовавшая при Павле I, глубоко опечалила Державина. Он знал, что Суворов верен своим принципам и не пойдет на компро­мисс с императором, поклонником палочной муштры. В оде «На возвращение графа Зубова из Персии» Державин писал о несги­баемости характера полководца; «Смотри, как в ясный день, как в буре, Суворов тверд, велик, всегда! Ступай за ним!» Герой Из­маила не нуждается в знаках внешнего превосходства («Нет нужды в блесках, в украшеньях тому, кто царства покорил»). В стихотворении «Капнисту» Державин, сожалея об опале полко­водца, уверен, что добро восторжествует над злом, «бессмертные дела» Суворова и Румянцева не будут забыты потомками. В ха­рактере Державина усиливаются черты независимости, он все больше осознает себя человеком, ответственным за историческое бытие России; репрессии Павла I не напугали поэта: он подарил опальному полководцу оду «Изображение Фелицы» со стихами, которые вписал в печатный текст: «Самодержавства скиптр же­лезный моей щедротой позлащу» (цензурой эти стихи были за­прещены).

В первой редакции стихотворения «На изображение графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского при отставке 1797 года» Державин прославлял несгибаемость Суворова («Ве­лик, непобедимый муж войною, но больше еще тот, кто борется с судьбою»). Державин был убежден в том, что исполненная под­вигов жизнь полководца еще не кончилась, что Суворов еще про­славит себя. Предсказания поэта скоро сбылись: в феврале 1799 г. по настоянию австрийского правительства Павел I вы­нужден был вызвать Суворова из ссылки и поставить во главе союзной русско-австрийской армии. На победы, одержанные Су­воровым над французскими генералами в Северной Италии, Дер­жавин откликнулся в мае 1799 г. одой «На победы Суворова в Италии», в которой выразил восторг по поводу своего пророчест­ва: «Сбылось пророчество, сбылось! Луч, воссиявший из-под спу­да, герой мой, вновь свой лавр вознес». В 1799 г. Державин соз­дал свое знаменитое стихотворение «На переход Альпийских гор»

Когда-то по этим труднопроходимым альпийским тропам прошли со своими армиями великие полководцы Ганнибал и Це­пь. По этим же тропам прошел и корпус Суворова. Державин писал, что Суворов затмил их своей славой. Суворов и его армия  в представлении поэта нечто единое, монолитное, отличающее неустрашимостью, непобедимостью, быстротой. Качества, прису­щие суворовской армии, воплотились в полководце, полководец олицетворяет армию. В оде отразилась и конкретная обстановка, которой оказалась армия: солдатам приходилось спускаться «в бездну по ветвям», влезать по крутым скалам, форсировать реку  через горящий мост, терпеть от снега, ветра, града.

Державин в своем произведении почти дословно использовал лаконичные, но выразительные реляции Суворова. Так, слова сУмереть иль победить здесь должно» близки к одной из реля­ций Суворова, в которой написано: «Поражу врага или умру со славой за отечество». Близки к суворовским у Державина и опи­сания гор, в частности вершины Сен-Готарда:

Ведет — и некая громада,

Гигант перед ним восстал в пути;

Главой небес, ногами ада

 Касаяся...

Он гром и бури презирает;

Нахмурясь смотрит Сен-Готар

(2, 175)

После смерти Суворова Державин написал несколько стихотво­рений: «На смерть Суворова», уже упоминавшийся нами «Снигирь», в которых всячески подчеркивал качества, сближавшие полководца с солдатами.

...Ездить на кляче, есть сухари;

В стуже и в зное меч закаляя,

Спать на соломе, бдеть до зари.. (2, 220)

Страницы: 1, 2, 3, 4