Контрольная работа: Борьба Хрущёва за единоличную власть
Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, по всей вероятности, понимали значение и возможные последствия того заигрывания с членами ЦК, которое проводили Хрущев и его окружение, но они, как было заведено при Сталине, редко выезжали из Москвы. Понимая складывающуюся обстановку, они не могли преодолеть себя, может быть, чрезмерно полагаясь на свой авторитет, на официальное положение в партии, которое они занимали при Сталине.
Споры, и часто острые, шли не только по вопросам десталинизации общества. Иногда жаркие дискуссии вызывали конкретные крупные акты социального, экономического неполитического характера. И историческая истина заключается в том, что не всегда и не во всем оппоненты Хрущева были неправы. Не всегда предложения, которые вносил Хрущев, до конца просчитывались. Поспешность и внешняя их эффективность заслоняли государственную целесообразность. Так, Каганович — об этом сам Хрущев неоднократно говорил в публичных выступлениях, — резко возражал против крупных вложений государственных средств в освоение целинных и залежных земель на востоке страны, в северных районах Казахстана. Он предлагал обратить эти средства на подъем сельского хозяйства российского Нечерноземья, мотивируя это возможностью более полной отдачи вложенных средств и необходимостью учета положения этих районов, разоренных войной, трудностями послевоенного восстановления. Каганович указывал на историческую справедливость такого решения.
Молотов и ряд других членов президиума ЦК резко критиковали не согласованный с ними, выдвинутый лично Хрущевым лозунг о возможности в короткий срок догнать и перегнать Америку по производству продуктов животноводства. Они указывали на авантюрность подобных заявлений, которые могут привести к дискредитации планов подъема сельского хозяйства.
Все деловые обсуждения получали несвойственную им остроту и фракционную направленность обеих противостоящих групп в партийном руководстве, поскольку в основе их лежал главный вопрос: либо отказ от курса XX съезда, либо продолжение его.
К лету 1957 г. противоречия достигли такой высокой степени накала, что в конечном счете их разрешение перешло в ту единственную плоскость, когда вопрос решался однозначно: или полный отказ от идей XX съезда, или выражение приверженности этому курсу, даже при наличии колебаний и противоречий в его осуществлении. С настроениями, нарастающими в партии и обществе, нельзя было не считаться. Узколобая консервативная политика могла вызвать социальный взрыв необычной силы. Необходимость десталинизации и определенных шагов демократизации общества, осуждение сталинских репрессий и беспредела карательных органов были настоятельной потребностью, проявлением объективного процесса общественного развития страны в 50-е годы.
Позиция Хрущева и его сторонников отражала эти объективные потребности. На его стороне было и общественное мнение, и позиция большинства членов партии, недвусмысленно высказывавшихся в поддержку курса XX съезда, необратимости процессов десталинизации страны, невозможности возврата к старому.
18 июня на очередном заседании президиума Совета Министров СССР встал вопрос о поездке членов президиума ЦК КПСС на празднование 250-летия Ленинграда. На этой поездке настаивал Хрущев. Обсуждение приняло очень острый характер, вышло за рамки этого конкретного и узкого вопроса и охватило широкий круг проблем деятельности президиума ЦК КПСС. Надо иметь в виду, что в значительной части президиум Совета Министров СССР составляли члены президиума ЦК КПСС. Те из них, которые присутствовали на заседании, потребовали немедленного созыва президиума ЦК КПСС. Несмотря на сопротивление и возражения Хрущева, такое решение было принято. На заседании же президиума ЦК КПСС большинство его членов настояли, чтобы его заседания проходили под председательством не первого секретаря Н.С. Хрущева, а председателя Совета Министров Н А. Булганина.
Участники заседания — Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, Ворошилов, Первухин, Сабуров, Шепилов — высказали многочисленные претензии к Хрущеву. Его обвиняли в нарушении принципа коллективности руководства, грубости и нетерпимости по отношению к отдельным членам президиума ЦК. Многие говорили, что в партии и стране растет культ личности Хрущева, его обвиняли в том, что он насаждает практику подавления инициативы и самодеятельности советских органов снизу и доверху. При этом партийные организации берут на себя не свойственные им функции советов.
На заседании указывалось на крупные просчеты в руководстве сельским хозяйством, на имевшие место опасные зигзаги во внешней политике.
Члены президиума ЦК обвиняли секретариат ЦК, лично Хрущева, секретарей обкомов и ЦК компартий союзных республик в том, что они ведут работу по дискредитации отдельных членов президиума ЦК.
В ходе заседания высказывалось сомнение в необходимости иметь пост первого секретаря ЦК КПСС. Семь членов президиума ЦК против четырех приняли решение о смещении с занимаемого поста Хрущева с тем, чтобы выйти на пленум ЦК с готовым предложением от имени президиума.
Вечером, в день заседания президиума ЦК, предполагался прием в болгарском посольстве по случаю 75-летия со дня рождения Г. Димитрова. Хрущев должен был в 18 часов прибыть в посольство. Однако в назначенное время его на приеме еще не было. В половине восьмого озабоченный посол позвонил в ЦК. Его заверили, что Хрущев будет. Он приехал в начале девятого. Немногочисленные участники ужина заметили, что Хрущев чем-то сильно озабочен, даже подавлен. Обычно в таком застолье Хрущев был оживлен, весел, много шутил, вел шумные беседы с присутствующими. Но в этот вечер он был мрачен, молчалив. От гостей, приехавших вместе с Хрущевым, стало известно: что-то произошло на заседании президиума ЦК, которое шло весь день и закончилось только к 8 часам вечера.
Судя по воспоминаниям очевидцев, Хрущев не мог скрыть своей растерянности и подавленности. Конечно, решение президиума ЦК не было спонтанным. Его тщательно готовили. Оно было неожиданным лишь для Хрущева. Он не имел информации от соответствующих органов, не поступило сигнала от "преданного осведомителя", сам же первый секретарь не предвидел такого оборота. Это, конечно, не делает ему чести как руководителю высокого партийного органа, как опытному аппаратчику, изощренному в интригах.
Однако и его противники допустили немало промахов в решении такой задачи, как снятие Хрущева с поста первого секретаря ЦК.
Большинство членов президиума ЦК полагало возможным осуществить замену первого секретаря лишь силами членов президиума, не включая в этот процесс весь механизм власти, т.е. партийный аппарат, армию и органы безопасности. Группа членов ЦК, а затем и пленум ЦК оценили это как нарушение Устава партии, как проявление фракционности, как антипартийную акцию.
Положение для Хрущева сложилось угрожающее. Суслов, Микоян и поддерживавшие Хрущева кандидаты в члены президиума ЦК, секретари ЦК настояли на продолжении заседаний президиума. И оно возобновилось на следующий день.
Хрущев и его сторонники избрали тактику затягивания заседаний президиума, чтобы в ходе выступлений, как и в частных беседах, добиться откола от основной группы тех, кто временно примкнул к ним. Хрущев пошел на частичное признание своих недостатков, прежде всего резкости, горячности.
Чтобы переломить неблагоприятную ситуацию, министр обороны Г.К. Жуков и председатель КГБ И.А. Серов по согласованию с Хрущевым в срочном порядке самолетами военно-транспортной авиации доставили в Москву группу членов ЦК — сторонников Хрущева. В ходе заседания президиума эта специально подобранная группа потребовала встречи с членами президиума, а затем и участия в заседаниях.
Тактика, избранная Хрущевым и его сторонниками, полностью себя оправдала. Четыре дня шло заседание президиума. К этому времени в Москву доставили тех членов ЦК, которые поддерживали Хрущева. Эта группа сумела обработать большинство членов ЦК, которые выразили готовность выступить на пленуме ЦК против Молотова, Маленкова, Кагановича и других. Маршал Жуков заявил о возможности применить военную силу против большинства членов президиума ЦК, если они не примут требование группы членов ЦК. Открытое, беспримерное давление имело успех. Вопрос о первом секретаре и внесении изменений в состав секретариата ЦК был перенесен на заседание предстоящего пленума ЦК, члены которого "по своей инициативе" уже собрались в Москве, требуя открытия внеочередного пленума. Результат этой обработки был налицо. Около 200 членов ЦК, не выслушав официальной информации, объяснений членов президиума ЦК, выразили желание выступить в прениях на пленуме ЦК и, как показали последующие события, выступить с обличением и осуждением группы членов президиума ЦК.
Большинство президиума ЦК было сломлено группой Хрущева, в которую входили, кроме меньшинства членов президиума ЦК, кандидаты в члены президиума ЦК, секретари и группа членов ЦК, вызванные Хрущевым с мест. Среди них были очень энергичные, честолюбивые люди с авантюристическими наклонностями, имевшие большой опыт аппаратных интриг. "За заслуги" некоторые из них на июньском пленуме были введены в состав президиума ЦК, избраны секретарями ЦК. Не случайно Хрущев поспешил вскоре после пленума ЦК освободиться от многих из них.
ИЮНЬСКИЙ (1957г.) ПЛЕНУМ ЦК КПСС
Внеочередной пленум ЦК открылся 22 июня, в субботу, в 14 часов. Он продолжался семь дней и закончился в следующую субботу, 29 июня. На первом заседании председательствовал Хрущев, на остальных - Суслов. Уже с первых минут начала работы пленума Хрущев показал, что с той частью членов президиума ЦК, которая ставила вопрос о снятии его с поста первого секретаря, теперь уже не считаются. Меньшая часть членов президиума ЦК сепаратно готовила пленум, выработала регламент его работы, с ним и вышла на заседание пленума, даже не известив большую часть членов президиума о принятом решении.
Когда Хрущев доложил о порядке работы пленума, Молотов задал вопрос по регламенту; на это ему Хрущев ответил, что "регламент принят президиумом ЦК, а вы можете внести другое предложение". Т.е. Хрущев перед всем пленумом уже 22 июня показал, что Молотов не является членом президиума ЦК.
Весьма характерно, что на второй день работы пленума в выступлении заведующего Общим отделом ЦК КПСС В.Н. Малина был поднят вопрос о том, что Каганович не сдает ключи от служебных сейфов. Отсюда можно было сделать вывод, что остальные члены группы уже сдали ключи. Объяснение Кагановича, что там находятся и его личные документы, вызвало возмущение Хрущева.
Информационное сообщение от имени президиума ЦК пленуму сделал Суслов, занимавший позицию активнейшей поддержки Хрущева, далекий от беспристрастного подхода к своим оппонентам. Этим было сказано все. Доклад на пленуме от имени большинства членов президиума ЦК с обоснованием их точки зрения не предполагался. По всей вероятности, большинство и не настаивало на этом, боясь обвинений в существовании "группы".
Противники Хрущева должны были объяснять свою позицию каждый в отдельности. Для пленума ЦК это не меняло дела. Он уже составил мнение. Но все же Суслов счел необходимым подчеркнуть, что его доклад не рассматривался ни на президиуме, ни в группе сторонников Хрущева, что он выражает только свою точку зрения. При этом Суслов не упомянул, кто его уполномочил сделать доклад, почему именно он, представитель меньшинства президиума ЦК, выступает на пленуме с докладом.
Суслов коснулся выдвигавшихся группой членов президиума ЦК обвинений в отходе от принципов коллективного руководства, которые столь громогласно декларировались в ряде важнейших документов Центрального Комитета после смерти Сталина, в решениях XX съезда КПСС. "Конечно, у тов. Хрущева, — говорил Суслов, — имеются недостатки, например, известная резкость и горячность. Отдельные выступления его были без должной согласованности с президиумом, и некоторые другие недостатки, вполне исправимые, на которые указывалось тов. Хрущеву на заседании президиума. Правильно отмечалось на заседании, что наша печать в последнее время излишне много публикует выступлений и приветствий тов. Хрущева. Но при всем этом на заседании президиума выражалась полная уверенность в том, что тов. Хрущев вполне способен эти недостатки устранить".
В информационном сообщении Суслова противостояние в президиуме ЦК КПСС было объяснено борьбой диаметрально противоположных позиций по отношению к провозглашенному XX съездом курсу. Кратко обрисовав ситуацию, назвав вопросы, вызвавшие разногласия, и отметив конкретные претензии, которые выдвигали члены президиума ЦК лично к Хрущеву, Суслов в самой общей форме, в обтекаемых и осторожных формулировках выдвинул положения, из которых можно было понять, что большинство членов президиума ЦК ставило под сомнение политический курс партии — курс XX съезда, утверждая, что он не соответствовал ленинским идеям, ленинизму. Выступление группы единомышленников - оппонентов Хрущева Суслов оценил как серьезную угрозу единству партии. Одним из основных обвинений, выдвинутых против Молотова, Кагановича, Маленкова, было их личное участие в массовых репрессиях во второй половине 30-х и в конце 40-х годов.
Если Суслов больше говорил о фракционности группы, антипартийном характере ее действий, сопротивлении проводившемуся Центральным Комитетом курсу XX съезда, то Жуков центр тяжести в своем выступлении, которым открылись прения на пленуме, сделал на участии членов группы в репрессиях 30-х годов.
Фактически Жуков выступил как содокладчик Суслова. Аппарат подготовил для маршала архивные материалы, которые указывали на совершение преступлений Молотовым, Кагановичем, Маленковым. Жуков огласил эти документы. Организаторы пленума полагали, что материал будет использован только для обличения этих членов президиума. На пленуме они были названы "главными виновниками арестов и расстрелов партийных и советских кадров". Однако Каганович обратил внимание на выборочность в упоминании лиц, причастных к массовым арестам. И оценил это как проявление фракционности, как желание "добить тех, кого выгодно, и замалчивать других. Говорить надо о всех членах Политбюро". Каганович обратился с прямым вопросом к Хрущеву: "А Вы разве не подписывали бумаги о расстреле по Украине?" Тот ушел от ответа, не посмел признать или отрицать факты своего непосредственного участия в злодеяниях.
Совесть и честь Жукова не позволили ему ограничиться только обличением участников так называемой "антипартийной группы". Потрясенный фактами, раскрывающими подлинное лицо руководителей партии - соратников Сталина, Жуков сказал, завершая выступление: «Мы, товарищи, и наш народ носим их в своем сердце, как знамя, верили им, в их чистоту, объективность, а на самом деле вы видите, насколько это "чистые" люди. Если бы только народ знал, что у них с пальцев капает невинная кровь, то он встречал бы их не аплодисментами, а камнями». Жуков принципиально поставил вопрос о необходимости тщательного выявления и наказания всех виновных в массовых репрессиях. "Нужно сказать, — заключил он, — что виновны и другие товарищи, бывшие члены Политбюро. Я полагаю, товарищи, что вы знаете, о ком идет речь, но вы знаете, что эти товарищи своей честной работой, прямотой заслужили, чтобы им доверял Центральный Комитет партии, вся наша партия, и я уверен, что мы их будем впредь за их прямоту, чистосердечные признания признавать руководителями".
По мнению Жукова, это был главный вопрос в жизни партии. Однако обсуждение его на пленуме ЦК завершилось лицемерием. Пункт резолюции, в котором Маленков, Каганович и Молотов обвинялись в персональной ответственности за массовые репрессии - и это было одним из главных обвинений, - был принят в секретном порядке, без публикации его в печати. Члены ЦК боялись дальнейших разоблачений. Они могли бы захватить и некоторых обличителей.
Естественно, что на пленуме встал вопрос о культе личности. Но критика Сталина велась с оглядкой, с оговорками. Более того, выступавшие на пленуме обвиняли во всех грехах членов антипартийной группы, утверждали, что они повинны в культе личности Сталина, так как Берия, Молотов, Маленков, Каганович якобы изолировали Сталина от народа, подталкивали на преступные акции, угодничали перед вождем, скрывали от него правду о положении в стране. Тон таким выступлениям задал Хрущев, который говорил: "Я думаю, если бы вокруг Сталина не было двух злых гениев — Берия и Маленкова, то можно было многое предотвратить. Со Сталиным можно было бы разговаривать". Эти утверждения Хрущева развивали и другие члены ЦК. Так, В.Н. Малин, близкий помощник Хрущева, говорил: "Кто создал культ личности, как не Каганович, не Молотов, не Маленков? Они создали этот культ личности, сами и толкали Сталина и, правильно говорили, изолировали его от народа".
