Изложение: Артур Шопенгауэр "Афоризмы житейской мудрости"
26) Большинство настолько субъективно, что их не интересует ничего, кроме себя. О чем бы ни зашла речь, начинают думать только о себе. Их легко можно расположить путем лести.
27) Не стоит приходить в отчаяние при каждой бессмыслице, сказанной в обществе или напечатанной и хорошо принятой или хотя бы не опровергнутой. Утешимся, что со временем он будет взвешен и обдуман, и почти все усвоят то, что высокому уму было ясно сразу же.
28) Не надо быть уступчивым или добрым: как дети, люди становятся непослушными, если их балуют. Вряд ли мы потеряем друга, если откажемся дать ему в долг, но весьма вероятно лишимся его, если дадим – точно так же слишком большая дружба и предупредительность могут сделать его слишком дерзким и вызвать разрыв. Если люди чувствуют, что в них нуждаются, они становятся высокомерными и требовательными, поэтому время от времени следовало бы давать понять каждому, что мы можем прекрасно обойтись без них.
29) Те, кто судят о жизни а priori, а не по собственному опыту, может легко ошибиться. Тот, кто будет полагать, что черти гуляют по свету с рогами, а дураки – с бубенчиками, непременно станет их добычей или игрушкой.
Надо остерегаться составлять очень хорошее мнение о человеке, с которым только что познакомились, иначе можно разочароваться.
Простить – значит выбросить за окно весь приобретенный драгоценный опыт. Надо задуматься: настолько ли дорог нам человек, сделавший нам что-то неприятное, чтобы мы могли или хотели перенести то же самое или нечто большее от него еще раз, два или много чаще?
30) Если создать искусственный, всецело собственными силами выработанный характер, который будет вытекать не из врожденных свойств, а из обдуманного расчета, мы вскоре убедимся в справедливости пословицы: «прогоняйте природу – она все равно вернется». Наполеон заметил: «все, что неестественно – несовершенно».
Надо избегать какой бы то ни было аффектации, она вызывает презрение в качестве обмана, который сам по себе трусость, и в качестве самоосуждения. Хвастовство каким-то качеством признание самому себе, что не обладаешь им. Кто чем хвастает – тому того и не хватает. В этом смысл испанской пословицы: «раз подкова бренчит, значит, в ней не хватает гвоздя». Аффектация долго не продержится: маска когда-нибудь да спадет.
Никто не должен всецело раскрываться, дурные и животные свойства нашей натуры должны быть скрыты.
31) Мы не замечаем собственных ошибок и пороков, а видим чужие. В Евангелии есть отличная притча о сучке в чужом глазу и о бревне в собственном.
32) Благородный человек в юности верит, что отношения идейны, т. е. основаны на единстве характера, образа мыслей, вкуса, духовных сил и т. д.; позже он узнает, что отношения эти реальны, т. е. опираются на материальные интересы. На то, что он за человек сам по себе, по личным качествам, а не по должности, занятию, национальности, смотрят крайне редко.
33) Как бумажные деньги вместо серебра, в жизни вместо истинного уважения и дружбы курсируют их внешние изъявления, по возможности ловкое подражание посредством слов и мимики. Правда, еще вопрос, существуют ли люди, их заслуживающие.
34) Наивно мнить, что выказать ум и рассудок – верное средство к тому, чтобы понравиться в обществе. Напротив, эти свойства в большинстве людей вызывают злобу и ненависть.
Никакими достоинствами человек не гордится так, как духовными, ибо только ими обусловлено превосходство над животными. Выказать свое превосходство над ним в этом отношении, да еще при свидетелях вызовет желание отмщения.
35) В нашем доверии к людям главную роль играют леность (когда, не желая исследовать или делать что-либо, мы предпочитаем верить другому), себялюбие (когда потребность поговорить о личных делах вынуждает исповедаться), тщеславие (когда мы гордимся своими делами). А мы требуем, чтобы наше доверие ценили!
Наоборот, не следовало бы сердиться на недоверие, ведь это апофеоз честности, искреннее признание ее чрезвычайной редкости, из-за чего в ее существовании люди сомневаются.
36) Вежливость – это молчаливое соглашение игнорировать и не подчеркивать друг в друге моральную и умственную нищету. Это благоразумие, а невежливость – глупость. Вежливость – фальшивая монета: скупить на нее – глупо, щедро раздавать – вполне разумно. Но кто ради вежливости жертвует реальными интересами, меняет золото на жетоны.
37) Не надо брать примеры с других, так как положения, обстоятельства и пр. придают разный оттенок поступкам: «когда двое поступают одинаково, получается все-таки не одно и то же». Необходима оригинальность, иначе наши действия не будут отвечать тому, чем мы являемся на самом деле.
38) Не надо оспаривать чужих мнений: чтобы опровергнуть все абсурды, в какие люди верят, не хватит Мафусаилова века. Тем более обидеть человека легко, исправить же его – трудно, если не невозможно.
39) Чтобы мнение было принято, надо высказывать его спокойно и бесстрастно. Страстность вытекает из воли, и подумают, что данное суждение вытекло из возбуждения, а не наоборот.
40) Не надо хвалить себя, если даже имеешь на это право. Тщеславие заурядно, а заслуга – исключительная вещь, и если мы хвалим себя, люди думают, что в нас говорит тщеславие.
41) Подозреваешь кого-то во лжи притворись, что веришь: тогда он наглеет, лжет грубее и попадается. Если в словах проскользнула истина, которую он хотел бы скрыть, притворись неверящим, и он выскажет и остальную часть скрываемой истины.
42) На все личные дела надо смотреть как на тайны. Лучше обнаруживать ум в молчании, чем в разговорах.
43) Лучше всего помещены те деньги, которые у нас украдены: ведь мы за них непосредственно приобрели благоразумие.
44) Не следует по возможности н к ком питать неприязни, зато хорошенько помнить его поступки.
«Ни любить, ни ненавидеть» первая половина житейской мудрости, вторая – «ничего не говорить и никому не верить». Не удивительно, что отвернешься от мира, который вызывает необходимость в таких правилах.
45) Злобу и ненависть нельзя обнаруживать словами или выражением лица, но только действием. Ядовиты лишь животные с холодной кровью.
46) Старинное правило светских людей «говорить без выражения» означает апелляцию к разуму, а «говорить с выражением» значит обратиться к чувству. Иному можно наговорить поразительной ерунды, лишь бы сказано было дружеским и вежливым тоном.
Д. Наше отношение к общему ходу мировых событий и к судьбе
47) Элементы человеческой жизни одни и те же, где бы она ни протекала – в лачуге или при дворе, в монастыре или в полку. События жизни похожи на картины в калейдоскопе: при каждом обороте мы видим нечто новое, а на самом деле это одно и то же.
48) Древний мудрец заметил, что есть три мировых силы: разум, сила и счастье. Я полагаю, последняя сила – самая могущественная. Как в испанской пословице: «достань счастье для твоего сына и тогда смело кидай его в море».
Жизнь подобна шахматам: мы создаем план, но он находится в зависимости от того, что угодно будет сделать партнеру, то есть судьбе.
Человек также управляется врожденными конкретными принципами, составляющими результат всех его размышлений, ощущений и желаний. Он сам не знает их in abstracto и лишь озираясь на прошедшее, видит, что он всегда им следовал и был ими управляем, как невидимыми нитями. От того, каковы эти принципы, они дают человеку счастье или горе.
49) Следует всегда иметь в виду влияние времени и изменчивость вещей, и переживая что-либо в настоящем, тотчас воображать противоположное этому – в счастье вспоминать о беде, в любви – о ненависти и т. д. Так мы были бы во всем осторожны и не так легко вдавались в обман.
Но предварять время следует лишь теоретически, не требуя раньше времени то, что должно прийти со временем. Если юноша в 18 лет будет вести, хотя бы всего несколько недель, такую интенсивную половую жизнь, какая нормальна лишь в тридцатилетнем возрасте, то за это придется заплатить частью сил его последующей жизни или даже частью жизни.
Каждый, кто не ждет, становится жертвою ростовщичества времени. Нет злейшего, более беспощадного ростовщика, чем время, и если требовать с него уплаты до срока, оно возьмет за это большие проценты, чем жиды. Ускорять мерное течение времени – предприятие, обходящееся очень дорого. Остерегайтесь задолжать времени проценты.
50) Характерная разница между заурядными и умными людьми заключается в том, что первые, обсуждая и оценивая возможные опасности, всегда справляются и принимают в расчет только то, что уже произошло, вторые же обсуждают, что могло бы случиться. Надо «приносить жертву злым духам», то есть не отступать перед затратами труда, времени, удобств и денег для того, чтобы закрыть доступ грядущей беде.
51) Ни при каком событии не следует слишком ликовать или горько плакаться – и из-за изменчивости вещей, и из-за возможности ошибки.
Человек, остающийся спокойным при всех несчастьях, доказывает, что ему известно, насколько огромны возможные беды, и это несчастье – лишь незначительная часть того, что могло бы с ним стрястись. Мелкие неудачи существуют как бы для упражнения, чтобы сила, позволяющая переносить большие несчастья, не ослабла в довольстве.
52) То, что людьми принято называть судьбою, является лишь совокупностью учиненных ими глупостей. Гомер советует серьезно размышлять о каждом деле. Если за дурные поступки придется ответить на том свете, то за глупые придется заплатить уже на этом.
Опасен не тот, кто сморит свирепо, а тот, кто умен: мозг человека более страшное орудие, чем когти льва.
53) Существенным данным к счастью является мужество. Ибо вся жизнь – борьба, каждый шаг приходится завоевывать. Пусть нашим девизом будут слова: «Не уступай несчастию, но смело иди ему навстречу».
Но мужество может перейти в отчаянную удаль, поэтому доля боязливости необходима. Как заметил Бэкон Веруламский, «природа вложила чувство боязни и страха во все живущее для сохранения жизни и ее сущности, для избежания и устранения всего опасного. Однако природа не сумела соблюсти должно меры: к спасительной боязни она всегда примешивает боязнь напрасную и излишнюю». Характерная причина панического страха в том, что он не сознает ясно своих причин, и за причину страха выдает сам страх.
Глава 6. О различии возрастов
В течение всей жизни мы обладаем только настоящим и ничем более. Но в начале жизни мы видим длинное будущее впереди нас, к концу ее – длинное прошедшее позади. Темперамент, но не характер, подвергается изменениям, благодаря чему настоящему каждый раз сообщается различный оттенок.
В детстве мы более склонны к познанию, нежели к проявлению воли, и впоследствии эти годы нам кажутся потерянным раем. Жизнь представляется новою. Дни детства настолько полны счастья, что воспоминание о них всегда связано с сожалением.
Счастью детского возраста способствует и то, что как в начале весны все листья одного цвета и почти одинаковой формы, так и мы в раннем детстве чрезвычайно похожи друг на друга и потому великолепно гармонируем между собою. С возмужалостью расходимость увеличивается подобно радиусам расширяющейся окружности.
Остальная часть первой половины жизни – юношеский возраст – омрачается благодаря погоне за счастьем, вытекающей из предположения, что его можно добыть. Юноша обычно недоволен положением и окружающим, каковы бы они ни были.
Характерная черта первой половины жизни – неутолимая жажда счастья; второй половины – боязнь несчастья. К этой поре вырастает более или менее ясное сознание, что всякое счастье – призрачно, а страдание – реально. Если в юности одинокие люди чувствуют себя покинутыми людьми, то в позднейшие годы они чувствуют, что убежали от людей.
Зрелый человек приобретает непосредственность, он научается смотреть просто на вещи и принимать их за то, что они есть на самом деле, тогда как в юности они заменяются фантазиями. Следовало бы запрещать чтение романов и заменять их толковыми биографиями.
Пока мы молоды, то воображаем, что события и лица, которым предстоит сыграть важную роль в нашей жизни, будут происходить под звуки труб и барабанов; в зрелые годы оказывается, что все они прокрадывались тихонько, через задние двери и остались почти незамеченными нами.
Жизнь подобна вышитому куску материи, лицевую сторону коего человек видит в первую половину своей жизни, а изнанку – во второй. Изнанка не так красива, зато поучительна, так как на ней можно проследить сплетение нитей.
Ни один хоть сколько-нибудь выдающийся человек, не принадлежащий к 5/6 скудно одаренного природой человечества, не может остаться после сорока лет свободным от некоторого мизантропического налета, ибо он разочаровывается в людях, которые никогда не сравняются с ним в отношении ума или сердца, а чаще всего и того и другого.
Для молодого человека служит дурным признаком, ели он рано начинает хорошо разбираться в суете человеческой жизни – это указывает на пошлость. О более благородной натуре говорит неуверенное, неловкое поведение.
Веселье и жизнерадостность юности обусловлены и тем, что идя наверх в гору жизни, мы не видим смерти, находящейся у подножия горы с другой стороны. Но взобравшись на вершину горы, мы уже собственными глазами видим ее.
С точки зрения молодости жизнь есть бесконечно долгое будущее, с точки зрения старости – очень короткое прошлое. В юности даже само время течет гораздо медленнее.
Поскольку мы не любим вспоминать неприятное, наша память теряет все больше и больше событий, чем дольше мы живем, тем меньше событий кажутся нам важными или достаточно значительными для того, чтобы стоило впоследствии вспоминать о них – поэтому события юности стоят перед глазами старика яснее, чем события вчерашнего дня. Время, которое отделяет его от этого события, вычеркивается, и вся жизнь кажется непонятно короткою.
В юности жизнь кажется бесконечно длинной, так как требуется простор для беспредельных надежд, и масштабом всей жизни мы берем те немногие годы, которые пока прожили: они дают богатый материал воспоминаниям, ибо решительно все, благодаря новизне, кажется нам значительным.
Иногда мы тоскуем по какому-то месте, тогда как на самом деле тоскуем о том времени, которое там провели, будучи моложе и бодрее, чем теперь. Время обманывает нас под маской пространства; если бы мы поехали туда, поняли бы наше заблуждение.
Глубокой старости можно достичь двумя путями, при том, что наш организм здоров и крепок. Пример горящих ламп: одна горит долго потому, что, имея маленький запас масла, снабжена весьма тонким фитилем, другая потом, что, имея толстый фитиль, имеет много и масла. Мало – это жизненная сила, фитиль – способ ее расходования.
В отношении жизненной силы до 36 лет мы живем рентой, причем до совершеннолетия и еще некоторое время спустя присоединяем часть процентов к капиталу; но затем уподобляемся рантье, начинающему затрачивать свой капитал. Вначале на небольшой дефицит мы не обращаем внимания, но затем он возрастает, сам рост его становится быстрее, дела начинают запутываться, и с каждым днем мы становимся беднее без надежды на улучшение. Особенно печально, если одновременно тают жизненная сила и наше состояние.
Тем не менее следует беречь юношеские силы. Аристотель говорит, что из числа победителей на олимпийских играх лишь несколько одерживали победы и мальчикам, и зрелыми мужами. Ранние гении – вундеркинды, возбуждающие удивлением в детском возрасте, становятся впоследствии весьма заурядными по уму.
Характер обычно приноровлен к какому-либо возрасту: одни милы юношами, другие сильны и деятельны в зрелом возрасте, третьи привлекательны в старости благодаря опыту и уравновешенности.
Подобно находящимся на корабле, замечающим ход по отдалению предметов на берегу, так и мы замечаем, что стареем, потому, что нам кажутся молодыми люди все более великовозрастные.
Чем старше мы становимся, тем меньше сознательного в нашей жизни: все мелькает мимо, не производя впечатления, а потому ускоряется и течение времени. В детстве каждое событие в силу новизны проникает в сознание, и день кажется бесконечно долгим. Так и в путешествии один месяц кажется дольше четырех месяцев, проведенных дома.
Но скука в детстве сильнее, чем в юности, а в зрелом возрасте скука постепенно исчезает; для старца время слишком коротко и дни летят, как стрела. Разумеется, я говорю о людях, а не о состарившихся скотах.
В молодости преобладает созерцание, в старости – размышление; первая половина поэзии, вторая – философии.
Наибольшая энергия и высшее напряжение духовных сил бывает в молодости, не позже 35 лет, затем они слабеют. Но убыли возмещается иными духовными данными: опытом, знания. Лишь старый человек может иметь полное и правильное представление о жизни. Юность – корень древа познания, а плоды даются вершиной его.
Интеллект, чья основа физическая, хотя материал – эмпирический, не является столь же неизменным, как характер. Интеллектуальные силы равномерно растут, доходят до апогея, после чего начинают постепенно падать, вплоть до идиотизма. Но материал, которым орудует ум, растет – впрочем, только до расслабления ума, все это исчезает
Первые 40 лет жизни составляют текст, а дальнейшие 30 лет – комментарии к этому тексту.
Конец жизни напоминает конец маскарада, когда все маски снимаются. К этому времени характеры обнаружились, деяния принесли свои плоды, иллюзии исчезли. Мы сами можем вполне уяснить самих себя наши цели и средства, отношение к миру, к другим.
Обыкновенно молодость называют счастливым, а старость – печальным периодом жизни. Это было бы верно, если б страсти делали нас счастливыми. Оно они-то и заставляют юность метаться, прося мало радости и много горя. Платон совершенно правильно считает старость счастливою, поскольку она свободна от полового влечения, не дающего нам до тех пор ни минуты покоя.
Юность есть время треволнений, старость – эпоха покоя. В старости химеры исчезли, что дает особое спокойствие духа, позволяющее с усмешкой взирать на земную суету.
Обычно полагают, что удел старости – болезни и скука. Но болезни вовсе не необходимый ее признак, что же касается скуки, выше уже было указано, почем старость ей подвержена меньше, чем юность. Великое несчастье в старости – бедность, но если ее удалось избежать и здоровье сохранение, то старость может быть весьма сносной порой жизни, ее главные потребности – удобство и обеспеченность. Поэтому в старости мы больше любим деньги, чем раньше: они возмещают отсутствующие силы.
Покинутые Верой, мы ищем радостей у Вакха; потребность видеть, путешествовать учиться заменяется потребностью говорить и учить других. Счастье для старика, если в нем осталась любовь к науке, музыке, театру, вообще известная восприимчивость к внешнему миру. Но большинство, тупое, как всегда, превращается в старости в автоматы, ничто в них не может пробудить новую мысль.
Прогрессивная убыль сил с приближением старости – явление печальное, но необходимое, иначе смерть была бы слишком тяжела.
Ветхий Завет и Геродот определяют продолжительность жизни в 70 – 80 лет. Но если бы естественная продолжительность жизни была 70 – 80 лет, люди умирали от старости, они же умирают в этом возрасте от болезней. Только в 90 – 100 лет люди умирают обыкновенно только от старости, собственно, просто перестают жить.
Человеческую жизнь нельзя назвать ни длинной, ни короткой, так как, в сущности, именно она и служит масштабом, которым мы измеряем все остальные сроки. Как бы долго мы ни жили, мы обладаем только настоящим, ибо воспоминания наши больше теряются вследствие забывчивости, нежели обогащаются накоплением новых материалов.
Различие юности и старости в том, что у первой в перспективе жизнь, у второй – смерть, но еще вопрос, что привлекательнее. Ведь сказано же в Экклезиасте: «День смерти лучше дня рождения».
Каждому возрасту соответствует какая-нибудь планета. В 10 лет нами управляет восприимчивый бог хитрости и красноречия, легко обучающийся Меркурий, 20 – любвеобильная Венера, 30 воинственный, сильный и гордый Марс, 40 – планетоиды Церера (служим полезному), Веста (имеем собственный очаг), Паллада (научились тому, что следовало знать), Юнона (в доме царит супруга), а о остальных открытых планетоидах я и слышать не желаю, поступая как профессора философии со мною: я игнорирую их потому, что с моими рассуждениями они не согласуются. В 50 лет над нами владычествует Юпитер, он не хочет повиноваться, а хочет сам повелевать. Это апогей человека. 60 лет власть Сатурна, является свинцовая тяжесть, медлительность и инертность.
Наконец является Уран – как говорят, пора идти на небо. Нептуна так назвали по недомыслию, его надо было назвать Эросом, не то я бы показал, как Эрос оказывается в тайной связи со смертью, и как смерть оказывается творцом жизни. Если бы нам удалось понять фокус, как это происходит, тогда все стало бы ясным.
[1] Шопенгауэр А. Афоризмы житейской мудрости. Калининград, 2001.
