Дипломная работа: Техника сознавания

Вспомните ситуацию, в которой вы были унижены. Воспроизведите ее несколько раз. Обратите при этом внимание, не возникает ли в памяти какой-нибудь более ранний опыт подобного рода. Если это так, перейдите на него и проработайте его.

Делайте это для различного рода эмоциональных переживаний, насколько у вас хватит времени. Есть ли вас, например, незаконченные ситуации горя? Когда кто-то, кого вы любили, умер, могли ли выплакать? Если нет, можете ли сейчас? Можете ли вы мысленно представить себя у гроба и проститься?

Когда вы были более всего разъярены, пристыжены, в замешательстве, чувствовали себя виноватым, и пр.? Можете ли вы пережить эти эмоции вновь? Если нет, то можете ли вы почувствовать, что вам мешает?

Рассказывая о своих реакциях в эксперименте, где нужно было почувствовать свое лицо, многие студенты сообщали, что они обнаружили у себя «каменные» лица. Некоторые выражали гордость по поводу своего умения быть скрытными, и говорили, что у них нет ни малейшего намерения отказываться от преимущества «прятаться за сценой». Можно подумать, что они рассматривают все свои отношения с людьми как нескончаемую игру в покер*. Если, как они утверждают, они не расслабляют свое «каменное» лицо даже в интимных ситуациях, — против кого они играют?

Почти всем было трудно выполнять этот эксперимент. Вот типичный пример: «Эксперимент на сознав ание эмоций до сих пор вызывает настолько сильное сопротивление, что не дает значимых результатов. Главные сопротивления — чувство неудобства и скука. Мне не удалось ни почувствовать выражение лица, ни заметить, меняется ли оно. Единственное выражение, которое я заметил, было нажимание нижней губы на верхнюю вверх и вперед. Я связал это с чувством беспокойного цинизма, которое я переживаю, когда слышу что-то (обычно в связи с делами), чему я не верю. В другие моменты я обнаруживал свое лицо застывшим. Это настолько беспокоило меня, что я прекращал эксперимент, как только сознавал это слишком ясно. Я также замечал, какое у меня лицо, когда я сержусь. И это сознавание также слишком беспокоило меня, чтобы продолжать его».

* Игра на идиоме: по-английски «каменное лицо» буквально «лицо игрока в покер». — Прим. пер.

Некоторые отмечали, что выражение их лица не изменяется, оставаясь как бы застывшим. Другие — что их лица меняются так быстро и постоянно, что они не успевают найти слова для называния выражения. Некоторые утверждали, что как только они находили, как назвать выражение своего лица, они сразу вспоминали ситуации, в которых оно было бы подходящим. Другие говорили, что они могли обрести какое-то выражение лица, только если они придумывали какую-нибудь эмоциональную ситуацию, а потом отмечали, что происходило с лицевыми мускулами.

Обнаружение невыразительности своих лиц дало некоторым студентам новые основания для недовольства собой: «Я нашел, что мое лицо не слишком выразительно, скорее даже придурковато. Рот чаще всего приоткрыт, а глаза косят. Обе эти привычки я могу преодолеть только если постоянно сознаю, что я делаю со своим лицом. Я заметил, что мое лицо более выразительно, когда я взволнован. Если бы мне удалось управлять этим, полагаю, что выглядел бы более интересным человеком». — Это отражает общую тенденцию пытаться работать над симптомом, не не над его основой. Произвольно управлять чертами лица — это не выразительность, а актерство, и если только не быть очень хорошим актером, то это превращается в «корчение рож». — И даже в обучении актеров признается, что можно хорошо играть на сцене, только если вызывать в себе воспоминание о сходных переживаниях а жизни, и вызывать соответствующие выражения лица и прочие черты поведения, которые соответствуют этому переживанию (см. напр., «Работу актера над собой» Станиславского, где большое внимание уделяется культивированию сенситивной и аффективной памяти). Мы, однако, стремимся научить вас не столько убедительно играть сценические роли, сколько выражать себя.

Эксперимент 8: вербализация

Вербализация — это «выражение в словах». Если мы описываем объекты, сцены или действия, — мы используем их название вместе с другими словами, которые касаются их организации, отношений, свойств и т.д. Мы говорим, каковы они, основываясь на видении, слышании и другом непосредственном опыте. Если мы рассуждаем о них, — мы манипулируем рядами слов, которые их описывают. Это может происходить уже без непосредственного опыта, потому что коль скоро что-то названо, слово может для многих целей выступать в качестве названного. Действование со словами вместо действования с объектами может быть во многих отношениях более экономным и эффективным; достаточно представить себе сцену обсуждения как переставить концертный рояль! Но заметьте: комбинирование слов не передвигает само по себе того, что этими словами обозначается.

Нормальная, здоровая вербализация обычно отталкивается от невербального — объектов, условий, положения дел и пр., — и заканчивается невербальными эффектами. Это не значит, что вербализация иной раз не может быть полезной и в отношении того, что само уже вербально — книг, пьес, или того, что кто-то сказал; но эта тенденция разговаривать по поводу разговоров иной раз превращается в болезнь. Если человек боится соприкосновения с актуальностью — с людьми из плоти и крови, с собственными ощущениями и чувствами, — слова начинают использоваться как экран между говорящим и его средой, а также между говорящим и его собственным организмом. Человек пытается жить в одних словах, — и смутно ощущает, что чего-то не хватает.

У «интеллектуала» вербализация гипертрофирована. Он навязчиво и компульсивно пытается быть «объективным» по отношению к своему личному опыту, что, как правило, означает словесное теоретизирование по поводу себя и по поводу мира. Тем временем, посредством этого самого метода он избегает соприкосновения с чувствами, с драматизмом актуальных ситуаций. Он живет подставной жизнью слов, изолированных от остальной части его личности, высокомерно презирая тело и стремясь к словесным победам «правильности», произведенного впечатления, пропагандирования, рационализации, — в то время как действительные проблемы организма остаются без внимания.

Но эта «словесная болезнь» не ограничивается одними интеллектуалами. Она достаточно универсальна. Частичное сознавание того, что что-то не в порядке, заставляет людей писать такие книги, как «Тирания слов»; в последние годы семантика (Коржибский) стремится восстановить связь слов по крайней мере с вневербальной реальностью среды, настаивая, что каждое слово относится к чему-то невербальному. Наши эксперименты на актуальность и абстракцию также были направлены на это. Но семантики часто употребляют всю энергию и внимание на заботу о точности по отношению к внешним вещам, избегая таким образом семантических проблем, касающихся внутреннего: они редко касаются сенсорномоторных корней языка.

Наша техника обнаружения и сознавания патологических аспектов вербализации состоит, как и для других функций, в том, чтобы прежде всего рассматривать это как существующую деятельность. Это относится как к проговариванию слов вслух, так и к «просто думанию» внутренней речи. Ребенок учится сначала говорить вслух, но потом человек может использовать этот обретенный во внешнем общении язык как внутреннюю речь, «думание». В интегрированной личности такое думание — полезное средство для активной работы со сложными отношениями сознаваемых потребностей, воображаемых средств достижения и явного поведения, которое делает конкретным то, что сначала воображалось. Большинство взрослых людей, однако, полагает, что мышление независимо и первично: «Легко думать, но трудно выражать мысли». Это происходит из-за вторичного блока, из-за страха по поводу того, как другие будут реагировать на мысли, высказанные вслух. Однако если человек сможет говорить в хорошем темпе, воодушевлен своей темой, оставляет свои страхи, перестает проверять свои высказывания, прежде чем произнести их вслух, одним словом, когда нечего бояться, — становится очевидным, что говорение и думание тождественны.

Чтобы интегрировать наш вербальный и мыслительный опыт, мы должны сознавать его. Средство ориентации по отношению к говорению — слушание:

ПОСЛУШАЙТЕ, КАК ВЫ ГОВОРИТЕ В КОМПАНИИ. ЕСЛИ ЕСТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ, ЗАПИШИТЕ СВОЙ ГОЛОС. ВЫ БУДЕТЕ УДИВЛЕНЫ И, МОЖЕТ БЫТЬ, РАЗДОСАДОВАНЫ ТЕМ, КАК ОН ЗВУЧИТ. ЧЕМ БОЛЬШЕ ВАШЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О СЕБЕ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ВАШЕЙ РЕАЛЬНОЙ ЛИЧНОСТИ, ТЕМ СИЛЬНЕЕ В ВАС БУДЕТ НЕЖЕЛАНИЕ ПРИЗНАТЬ УСЛЫШАННЫЙ ГОЛОС КАК СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ.

ПОЧИТАЙТЕ ВСЛУХ СТИХИ, КОТОРЫЕ ВЫ ЗНАЕТЕ, И ПОСЛУШАЙТЕ СЕБЯ. НЕ ВМЕШИВАЙТЕСЬ В ЧТЕНИЕ, НЕ СТАРАЙТЕСЬ ЧИТАТЬ ГРОМЧЕ, ЯСНЕЕ ИЛИ ВЫРАЗИТЕЛЬНЕЕ. ЧИТАЙТЕ ТАК, КАК У ВАС ПОЛУЧАЕТСЯ, ПОВТОРЯЙТЕ ЧТЕНИЕ, И СЛУШАЙТЕ, ПОКА ВЫ НЕ ПОЧУВСТВУЕТЕ ИНТЕГРАЦИИ ГОВОРЕНИЯ И СЛУШАНИЯ.

ЗАТЕМ ПРОЧТИТЕ ТО ЖЕ СТИХОТВОРЕНИЕ ВНУТРЕННЕЙ РЕЧЬЮ — «В УМЕ». ТЕПЕРЬ ВАМ УЖЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ЛЕГКО СЛЫШАТЬ СОБСТВЕННУЮ ВНУТРЕННЮЮ РЕЧЬ. ТЕПЕРЬ, КОГДА ВЫ ПРОСТО ЧИТАЕТЕ КНИГУ ИЛИ ГАЗЕТУ, ВСЛУШАЙТЕСЬ В СВОЮ ВНУТРЕННЮЮ РЕЧЬ, «ПРОГОВАРИВАНИЕ» ЧИТАЕМОГО. СНАЧАЛА ЭТО ЗАМЕДЛИТ ЧТЕНИЕ И, МОЖЕТ БЫТЬ, ВЫЗОВЕТ БЕСПОКОЙСТВО, НО ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ВЫ СМОЖЕТЕ «СЛУШАТЬ. ТАКЖЕ БЫСТРО, КАК ВЫ ЧИТАЕТЕ; ЭТА ПРАКТИКА МОЖЕТ УЛУЧШИТЬ ВАШУ ПАМЯТЬ БЛАГОДАРЯ ВОЗРОСШЕМУ КОНТАКТУ С МАТЕРИАЛОМ.

НАКОНЕЦ, ПОПРОБУЙТЕ «ПРИСЛУШАТЬСЯ. К СВОЕЙ ВНУТРЕННЕЙ РЕЧИ — ДУМАНИЮ. СНАЧАЛА ЭТО МОЖЕТ ЗАСТАВИТЬ ВАС «ЗАМОЛЧАТЬ, НО ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ БЕЗЗВУЧНОЕ БОРМОТАНИЕ НАЧНЕТСЯ СНОВА. ВЫ УСЛЫШИТЕ НЕСВЯЗАННЫЕ, .СУМАСШЕДШИЕ» ОТРЫВКИ ПРЕДЛОЖЕНИЙ, ПРОПЛЫВАЮЩИЕ ВНОВЬ И ВНОВЬ. ЕСЛИ ЭТО ВЫЗЫВАЕТ СЛИШКОМ БОЛЬШОЕ БЕСПОКОЙСТВО, НЕМНОЖКО ПОГОВОРИТЕ С СОБОЙ НАМЕРЕННО: «СЕЙЧАС Я СЛУШАЮ СЕБЯ. НЕ ЗНАЮ, О ЧЕМ БЫ ПОДУМАТЬ. ПОПРОБУЮ ПРОДЕЛАТЬ МОЛЧА ЭКСПЕРИМЕНТ .ЗДЕСЬ И ТЕПЕРЬ. ДА, ЭТО ЗВУЧИТ ТАК ЖЕ, КАК ЕСЛИ БЫ Я ДЕЛАЛ ЭТО ВСЛУХ. А ТЕПЕРЬ Я ЗАБЫЛ, ПЕРЕСТАЛ СЛУШАТЬ...»

ОТМЕЧАЙТЕ МОДУЛЯЦИИ ВАШЕГО ВНУТРЕННЕГО ГОЛОСА. КАКОЙ ОН — СЕРДИТЫЙ, ЖАЛУЮЩИЙСЯ, НОЮЩИЙ, НАПЫЩЕННЫЙ? ИЛИ ОН ЗВУЧИТ ПО-ДЕТСКИ? ПРОГОВАРИВАЕТ ЛИ ОН ПЕДАНТИЧНО ВСЕ ПОДРАЗУМЕВАЕМОЕ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ЗНАЧЕНИЕ УЖЕ ПОНЯТО?

Будьте настойчивы в этом упражнении, пока вы не почувствуете интеграцию, соединение слушания и говорения. Этот внутренний диалог есть то, что Сократ называл сущностью мышления. Если вы сможете почувствовать функциональное единство говорения и слушания, ваше думание станет более выразительным. В то же время часть вашего думания, которая ничего не выражает, которая крутится как мотор на холостом ходу, начнет понемногу исчезать.

Обратите внимание в обычном разговоре на «лишние выражения», вроде «не правда ли», «правда?», «хорошо...», «наверное...» и пр., а также бессмысленные звуки — ворчания, мычания и пр., которые служат лишь для предотвращения малейших моментов молчания в речевом потоке. Как только вы заметите этих «спасателей лица», этих «требователей внимания», — они начнут исчезать из вашей речи, делая ее более гладкой.

Когда вы овладели внутренним слушанием, сделайте решающий шаг — перейдите к внутреннему молчанию! Это очень трудно. Многие люди не могут поддерживать даже внешнее молчание. Не путайте внутреннее молчание с пробелами, трансом, остановкой «ума». Останавливаются только «говорение-и-слушание», но сознавание присутствует:

ПОСТАРАЙТЕСЬ ПОДДЕРЖИВАТЬ ВНУТРЕННЕЕ МОЛЧАНИЕ, ВОЗДЕРЖИТЕСЬ ОТ ВНУТРЕННЕЙ РЕЧИ; ПРИ ЭТОМ ОСТАВАЙТЕСЬ ПРОБУЖДЕННЫМ И СОЗНАЮЩИМ. ПОНАЧАЛУ ЭТО МОЖЕТ УДАВАТЬСЯ ЛИШЬ НА НЕСКОЛЬКО СЕКУНД, «ДУМАНИЕ> НАВЯЗЧИВО ВОЗОБНОВИТСЯ. ДЛЯ НАЧАЛА ХОРОШО, ЕСЛИ ВЫ ХОТЯ БЫ ПОЧУВСТВУЕТЕ РАЗНИЦУ МЕЖДУ ВНУТРЕННИМ МОЛЧАНИЕМ И ГОВОРЕНИЕМ; ДАЙТЕ ИМ СМЕНЯТЬ ДРУГ ДРУГА. ХОРОШИЙ СПОСОБ — КООРДИНИРОВАТЬ ЭТО С ДЫХАНИЕМ. ПОПРОБУЙТЕ ОСТАНАВЛИВАТЬ ВНУТРЕННЮЮ РЕЧЬ ВО ВРЕМЯ ВДОХА. ЗАТЕМ, ВО ВРЕМЯ ВЫДОХА, ДАЙТЕ ПРОГОВОРИТЬСЯ ВНУТРЕННЕ ВОЗНИКШИМ СЛОВАМ. ЕСЛИ ВЫ ЗАНИМАЕТЕСЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ, ТО ПОЛЕЗНЫМ МОЖЕТ БЫТЬ ПРОГОВАРИВАНИЕ ЭТИХ СЛОВ ВПОЛГОЛОСА, ШЕПОТОМ. ЕСЛИ ВЫ БУДЕТЕ НАСТОЙЧИВЫ В ЭТОМ ЭКСПЕРИМЕНТЕ, ВАШИ ВИЗУАЛИЗАЦИИ СТАНУТ ЯРЧЕ, ОЩУЩЕНИЯ ТЕЛА — ОПРЕДЕЛЕННЕЕ, ЭМОЦИИ ЯСНЕЕ, ПОТОМУ ЧТО ВНИМАНИЕ И ЭНЕРГИЯ, ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ ОБЫЧНО В БЕССМЫСЛЕННОМ ВНУТРЕННЕМ ГОВОРЕНИИ, ТЕПЕРЬ МОГУТ ИСПОЛЬЗОВАТЬСЯ В ЭТИХ БОЛЕЕ ПРОСТЫХ И БОЛЕЕ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ ФУНКЦИЯХ.

Поэзия — искусство выразительной речи основывается на способности молчаливо поддерживать сознавание потребностей, образов, чувств, памяти, — в то время как слова возникают и организуются, так что эти слова оказываются уже не банальными стереотипами, они пластически организуются в выражающую богатый опыт фигуру. Такие слова выражают то, что имеет невербальную основу.

ПРИСЛУШАЙТЕСЬ К СВОЕЙ ВНУТРЕННЕЙ РЕЧИ И ПОСТАРАЙТЕСЬ ОТМЕТИТЬ ЕЕ РИТМ, ТОН, «ХОДОВЫЕ» ФРАЗЫ. КОМУ ВЫ ГОВОРИТЕ? С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ? ПРИДИРАЕТЕСЬ И ВОРЧИТЕ? ЛЬСТИТЕ КОМУ-ТО? НЕ ПОВОРАЧИВАЕТЕ ЛИ ВЫ ФРАЗЫ ТАК, БУДТО ЧТО-ТО СКРЫВАЕТЕ — САМИ НЕ ЗНАЕТЕ ЧТО? СТАРАЕТЕСЬ ПРОИЗВЕСТИ ВПЕЧАТЛЕНИЕ? ИЛИ ЭТО БЛЕФ? ИЛИ ВАМ НРАВИТСЯ, КАК СЛОВА ТЕКУТ, ЦЕПЛЯЯСЬ ДРУГ ЗА ДРУГА? ЕСТЬ ЛИ У ВАШЕЙ ВНУТРЕННЕЙ РЕЧИ ПОСТОЯННАЯ АУДИТОРИЯ?

Большая часть того, что вы считаете оценками и моральными суждениями — это ваша внутренняя речь во внутренних драматических ситуациях. Если вы можете останавливать внутреннюю речь, поддерживать внутреннее молчание, вы сможете яснее и проще оценивать факты и свое отношение к ним.

Мы приведем несколько отчетов студентов об этих опытах. Большинство рассказывает о разочаровании при слушании записи собственного голоса: он звучал выше, тоньше, менее сильно и т.д., чем казался говорящему. Некоторые, однако, были удивлены приятно.

Значение этого ощутимого различия в некоторых случаях подвергалось большому сомнению: «Я согласен, что представление человека о себе обычно отличается от его действительной личности. Но нежелание принимать запись своего голоса за собственный голос не может быть мерой этого. Что тогда делать с тем фактом, что чем больше человек привыкает слышать свой голос в записи, тем больше он его узнает и принимает как свой? Следует ли на этом основании полагать, что его представление о себе при этом становится более близким к его действительной личности? Я думаю, что нет».

— Хотя здесь идет речь о сравнительно небольшой проблеме, давайте вкратце обсудим ее. Человек может испортить индикатор, если он показывает нечто нежелательное. Если человек встает на весы, чтобы взвеситься, а потом, неудовлетворенный результатом, сдвигает стрелку, это, конечно, не указывает на изменение его веса; если к тому же ему удается погасить сознавание того, что он сам непосредственно воздействовал на индикатор, он может дурачить себя, полагая, что то, что сначала ему не нравилось, теперь исправлено. Если после первого шока от слышания записи своего голоса человек пускается в рационализации по поводу различия в прохождении звука по костям и по воздуху, несовершенства средств звукозаписи и пр., он может легко успокоить себя представлением об искажениях, которые вносятся записью в то, что он полагает своим голосом. Между тем, принятие звукозаписи своего голоса за действительно свой голос, что на самом деле постепенно происходит, до некоторой степени действительно сближает представление о себе и реальную личность.

Слушание внутренней речи вызвало множество комментариев: «В моем внутреннем говорении звучал тон придирчивости. Как будто я не удовлетворен вещами, как они есть, и все время сердит на себя, недоволен и ворчу». — «Я обнаружил, что я не просто разговариваю сам с собой, а будто бы читаю длинную проповедь невидимому собранию. Часть этого бессмысленна, не имеет логической связи, но все имеет сходный агрессивный, насильственно-убеждающий тон, который Я, по-видимому, полагаю необходимым для хорошей речи перед публикой. Моя внутренняя речь медленна и довольно искусственна».

Попытка создать внутреннее молчание вызывает наибольший интерес и разнообразие отчетов:

«Мне показалось совершенно невозможным найти то, что вы называете «внутренним молчанием». Честно говоря, я почти уверен, что такое невозможно, и если кто-то рассказывает, то достиг этого, откуда вы знаете, что он не дурачит вас?»

«Мне удалось поддерживать внутреннее молчание в течение коротких отрезков временя, но это было скучной потерей времени. Это мимолетное, неестественное состояние, потому что сразу же приходит мысль, что нужно вернуться к нормальной деятельности, потому что есть вещи, на которые нужно обратить внимание, дела, которые нужно закончить, — интересные и осмысленные».

«Пытаясь достичь внутреннего молчания, я почувствовал, что мышцы горла настолько напряглись, что я должен был прекратить это глупое занятие, чтобы не закричать».

«Я обнаружил, что поддержание «внутреннего молчания» вызывает во мне нервозность и беспокойство. После примерно трех минут я был готов чуть не выпрыгнуть в окошко. Это напомнило мне детские соревнования кто дольше просидит под водой».

«Эксперимент на внутреннее молчание— это нечто, чего я не могу выполнить. Как будто я не дышу и начинаю судорожно ловить воздух, чтобы выскочить из этого. Но я знаю, что именно отсутствие внутреннего молчания не дает мне заснуть в течение двух часов, когда я ложусь спать. Этот внутренний голос гудит и гудит и не останавливается».

«Я совершенно не ожидал, что мне удастся создать полное молчание, и был очень доволен, хотя и озадачен, обнаружив, что это-таки возможно, и создает восхитительное, некоторым образом «полное» чувство».

«Это восхитительно! Мне удается это только на короткие моменты времени, но когда удается — это поистине чудесно, и какое освобождение от непрерывной внутренней болтовни!»

«Я не могу удержаться от говорения одним или несколькими голосами сразу. Молчание, которого я пытаюсь достичь, возникает на мгновение, которого я не могу измерить, это практически вообще не имеет времени. Затем оказывается, что я начинаю делать заметки в своем мысленном блокноте, то есть начинаю выслушивать компетентные описания того, когда и почему молчание прервалось, — что само по себе и прерывает молчание. Например, вот есть молчание. Затем я замечаю звук дождя и в молчание проникает метка: «дождь». Ментальная записная книжка сразу пополняется замечанием, что первым подкралось имя чего-то, — и скоро все это превращается в мою обычную внутреннюю болтовню».

«Мне совершенно не удавалось внутреннее молчание до прошлого воскресения, когда я прогуливалась в парке с моим мужем. На некоторое время я не была занята обычными «заботами», которые занимают мой «ум». Внезапно я схватилась за беднягу и закричала «Вот оно». Это, конечно, прекратило молчание, но на короткое время, без единой мысли, я переживала ландшафт, ветер, ритм наших шагов, и другие подобные вещи. Если это и есть опыт внутреннего молчания, то назвать это «чудесным» — значит сказать слишком мало».

«Наиболее волнующим и трудным экспериментом были мои попытки создать внутреннее молчание. Большую часть времени это мне не удавалось, но временами, когда удавалось на несколько секунд, я бывал поражен возникающим чувством огромной потенциальной силы и релаксации. К сожалению, через несколько секунд я уже начинаю говорить внутренне об этом самом успехе — что, разумеется, сразу же разрушает его».

Эксперимент 9: интегрирующее сознавание

Если вы серьезно поработали над предыдущими экспериментами — над ощущениями тела, эмоциями и вербализацией — вы уже чувствуете себя более живым и более спонтанно-выразительным. Мы надеемся, что вы все в большей степени обнаруживаете, что для поддержания этого чувствования вовсе не нужно постоянного усилия, которое поначалу казалось необходимым. Вы не распадаетесь на части или куски, не «сходите с ума», если ослабляете произвольное сдерживание, принудительное внимание, постоянное «думание» и активное вмешательство в свое поведение. Наоборот, ваш опыт становится все более связным, организуется в осмысление единства. Это и есть подлинная интеграция, в отличие от интеграции принудительной, произвольной, когда вы искусственно подавляете одни тенденции поведения и навязываете себе другие.

Когда вы оставляете попытки привести свое поведение в соответствие с заимствованными у «авторитетов» условностями, на поверхность выходят сознаваемые потребности и спонтанный интерес, и вы можете обнаружить, кто вы есть и что вам подходит. Это ваша природа, сердцевина вашей жизненной силы. Энергия и внимание, которые уходили на принуждение себя из-за ложного чувства «долженствования», часто направлялись против ваших собственных здоровых интересов. В той мере, в какой вы можете вернуть себе эту энергию и по-новому ее направить, будут расширяться сферы реального жизненного интереса. Лечит сама природа — natura sonat. Рана заживает, кость срастается. Врач должен лишь очистить рану или правильно расположить кость. То же относится и к вашей личности.

Любой из методов, применяемых в современной психотерапии, взятый изолированно, одновременно и пригоден, и недостаточен. Поскольку физическая и социальная среда, тело, эмоции, мышление, речь — все это 'существует в едином целостном процессе функционирования организма в среде, — внимание к любому из этих компонентов может быть полезным для углубления личной интеграции. Методы, которые абстрагируют из живого единства одну из этих частей и более или менее исключительно на ней концентрируются, — скажем, на чувствовании тела и мышечных зажимах или на межличностных отношениях, или на воспитании эмоций, или на семантике, — в конце концов окажутся эффективными. Даже если метод ограничивается частностью, эффект имеет тенденцию распространиться на всю целостность функционирования. Но естественно заключить, что такие частичные методы, поскольку они являются абстракциями от конкретной актуальности, сами по себе оказываются не сутью терапии, а различными подходами к реализации терапевтических намерений.

Опасность в исключительном использовании любого из этих частичных методов состоит в том, что эффект может не распространиться в достаточной степени или достаточно быстро на те сферы, которыми этот метод пренебрегает. Если частичный метод используется в изоляции от всего остального, несознаваемые сопротивления в других компонентах целостного функционирования могут возрасти до такой степени, что сделают дальнейший прогресс на выбранном пути невозможным.

До сих пор наши эксперименты направляли специальное внимание на различные сферы вашего опыта. Поскольку эти сферы, взятые по отдельности, являются абстракциями от целостного функционирования, давайте теперь поработаем над переходами из одной сферы в другую, замечая, что ситуация при этом остается той же, но вы выражаете ее по-разному, в зависимости от того, на какой аспект ситуации вы обращаете внимание.

ПОПРОБУЙТЕ НА ОСНОВЕ СОЗНАВАНИЯ ЛЮБОЙ НАЛИЧНОЙ СИТУАЦИИ ПРОИЗНОСИТЬ ФРАЗЫ, БОЛЕЕ ИЛИ МЕНЕЕ АДЕКВАТНО ВЫРАЖАЮЩИЕ ЭТУ СИТУАЦИЮ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ТЕЛА, ЧУВСТВ, РЕЧЕВЫХ ПРИВЫЧЕК, СОЦИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ И ПР. НАПРИМЕР: «Я СТИСКИВАЮ ЧЕЛЮСТИ И НАПРЯГАЮ ПАЛЬЦЫ... ИНЫМИ СЛОВАМИ, Я СЕРЖУСЬ, НО НЕ ДАЮ СВОЕМУ ГНЕВУ ВЫРАЗИТЬСЯ... ИНЫМИ СЛОВАМИ, МОЙ ГОЛОС ЗВУЧИТ С НЕРВНОЙ ДРОЖЬЮ, НО ОН МЯГОК И СДЕРЖАН... ИНЫМИ СЛОВАМИ, В НАШЕМ ОБЩЕСТВЕ ВОЗМОЖНОСТЬ ДЛИТЕЛЬНОГО КОНТАКТА МЕЖДУ ЛЮДЬМИ ЗАВИСИТ ОТ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ В ИХ ПОВЕДЕНИИ...»»

КАЖДАЯ ИЗ ТАКИХ ФОРМУЛИРОВОК — ИМЕЮЩИЙ ОТНОШЕНИЕ К ДЕЛУ И СУЩЕСТВЕННЫЙ ВЗГЛЯД НА ЖИВУЮ СИТУАЦИЮ. УЧИТЕСЬЛЕГКО МЕНЯТЬ ТОЧКУ ЗРЕНИЯ. ЭТО УГЛУБИТ И РАСШИРИТ ВАШУ ОРИЕНТАЦИЮ В ТОМ, ГДЕ ВЫ НАХОДИТЕСЬ И ЧТО НУЖНО ДЕЛАТЬ.

Приведем несколько отрывков из отчетов студентов, чтобы дать представление о диапазоне реакций на этот эксперимент.

«Я более всего разочарован в этих экспериментах своей неспособностью спонтанно связывать различные функции... Я могу реконструировать все мои реакции на данную ситуацию впоследствии, но мне это не удается в течение самой ситуации. Могу лишь сказать, что я уверен, что, продолжая экспериментировать, я достигну желаемой интеграции функций».

«Этот так называемый эксперимент смешон! Весь этот словесный ритуализм ничего не дает. Сознавание слишком точно, остро и сложно, чтобы его можно было выразить в этих, как правило обманчивых, фразах «Иными словами...» Сказать одно, значит не сказать другое. Это непригодная техника для выражения различных аспектов или граней целостного сознавания. Это только отвлекает и искажает».

«Проработав все эти эксперименты, я чувствую некоторую меру интеграции своей личности и жизненной энергии. Это хорошее чувство».

«Я чувствую, что только начинаю обретать сознавание того, что происходит. Я начинаю понимать смысл того, что значит жить, будучи частью мира... Что касается способности интегрировать различные сферы, это интересно, но потребует дальнейшей работы».

«Если бы материал преподносился с большим пониманием трудностей непрофессионалов и с более ясным описанием того, что же требуется, это было бы, мне кажется, более полезным».

«Я, по-видимому, что-то упустил. Я не могу почувствовать интегрированного сознавания. Как будто я не хочу этого, как будто я изо всех сил стараюсь избежать его, убежать от него, не видеть. Почему, почему, почему?»

«Я в самом деле думаю, что мой опыт начинает связываться в более значимые целые. Это несомненный факт, но по какой-то непонятной причине я очень сопротивляюсь тому, чтобы признать, что вы помогли мне».

«Раньше я несколько раз переживал душевный подъем, связанный с внезапным функциональным единством, подъем пробуждающегося сознавания, и эти неожиданные инсайты заставляют меня с волнением продолжать эксперименты. Мои первоначальные сомнения по поводу ваших процедур постепенно исчезают».

«Эти эксперименты восхитительны, отчасти потому, что результаты разительно отличаются от то, чего я ожидал, прочтя инструкции. Проделав предыдущие эксперименты, я думал, что свести их все вместе будет просто. В действительности это потребовало большой практики. Но вот к чему я пришел: когда вы говорите о «переходе» от одной сферы к другой, это совсем не «переход». Например, когда я произносил фразы, которые должны были различить ситуацию тела и ситуацию чувств, я обнаружил, что это одно и то же. Тело, так же как и чувства и речевые привычки, — части чего-то, это составные части чего-то функционирующего. И когда умеешь переводить внимание на различные аспекты ситуации, тогда все аспекты вместе составляют общее ощущаемое единство ситуации. Вы здесь, не сказав этого прямо, дали вариант эксперимента 4, однако на этот раз единство, которое подлежит дифференцированию — не картинка или музыкальная пьеса, а каждый сам для себя».

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.proekt-psi.narod.ru/